Лариса Соболева - Странная привычка женщин — умирать [= Три черные колдуньи]

— Он коварный и хитрый, я сердцем чую, — упрямо сказала Эмма. — А если он нарочно им рассказал, чтобы мы так и подумали, как сейчас думаешь ты?

— Вот и хорошо, — вспыхнула Жанна, выводя на листе цифры. — Значит, вскоре Филипп проявит себя. Возьмите, с этого телефона звонила доносчица Филиппу. Узнайте, чей он. Ну, как прошлый раз…

— И звонок мне не нравится, — будто не слышала ее Эмма. — Эта дрянь действительно следит за тобой.

— Вы какую дрянь имеете в виду? — спросила Жанна.

— Звонившую. Может, ее подослал Филипп, а для тебя разыграл комедию? Мы обязаны все просчитать.

— Считайте. Но не забудьте о секретарше детектива.

— Я узнала, где она живет, это было трудно. Ее занесло в деревню, завтра же мы с Ростиславом поедем туда. Кстати, я выполнила твою просьбу. Жильцов напротив дома Влады опрашивали, в ту ночь никто ничего не видел. Она по вечерам задергивала шторы.

— Жаль. Я побежала, мне нужно подготовиться к вечеру. Пожалуйста, Эмма, постарайтесь просчитывать разные варианты, а не только версию с Филиппом. Ганнибал, вперед!

— Жанна, не забудь, его мама — сладкая гадюка, — шла за ней Эмма, — она будет ставить тебе оценки, задавать провокационные вопросы.

Жанна кивнула, мол, помню-знаю и вышла, пылая от гнева. Вот упертая женщина! Между прочим, оценки Филиной мамы уже не волнуют Жанну, потому что роман с Филиппом фиктивный. Не он убивал, в противном случае Филипп попросту пошел бы на связь, разыграл бы влюбленного, и далее по сценарию. Но зерно сомнения на то и ядовитое зерно, прорастает быстрее чертополоха. Через пять минут Жанна успокоилась, а через десять обдумывала, есть ли смысл в сомнении. Эмма в своем упрямстве убедительна, в конце концов, тревожится за Жанну. Нельзя проявлять беспечность. Речь идет о ее жизни, это серьезная штука, второй-то жизни никто не подарит, значит… никого нельзя списывать со счетов, никого.

— Ганнибал, ты согласен с Эммой? — повернулась она к нему.

— Да.

Вот и подтверждение.

Мама Филиппа проживала, можно сказать, в мемориальном комплексе из трех этажей, правда, не из гранита и не из мрамора. Проживала одна. Как она обходилась без экскурсовода — неизвестно. Когда Филипп водил Жанну по этажам, она думала, что здесь умерла бы от тоски, охватило чувство — будто на необитаемом острове. Пространственное одиночество, когда знаешь, что на многие километры нет ни одной живой души, может свести с ума. Заодно Жанна считала, сколько стоят коммунальные услуги, отопление и свет. Много, очень много. Очевидно, маме нравится тратить деньги впустую. Филипп жил отдельно и в квартире, был у него дом, но продал его после убийства жены. Ирина Захаровна настаивала, чтобы он переехал к ней, а сын тверд в своем решении жить вдали от мамы. Правильно делает — мнение Жанны, но, глядя на мать и сына, пришла к выводу, что он маменькин сыночек.

Не успели прийти, как Ирина Захаровна окружила сына материнской заботой, то соком его поила, заодно и Жанну, но небрежно, дескать, а ты, девочка, не желаешь? Девочка не желала. Девочка вообще чувствовала себя ненужным предметом, о который постоянно спотыкалась хозяйка (конечно, не в буквальном смысле) и не знала, куда его деть, чтобы не мешал, а выбросить по каким-то причинам не могла. Двадцать раз спросила, как он себя чувствует, словно сын беременный и вот-вот родит внука. Оказывается, у Фили пониженное давление (давление мама зафиксировала на цифровом тонометре), а землю второй день терроризируют магнитные бури. То предлагала ему таблетку от переваривания пищи или для переваривания — у Жанны уже голова плохо соображала, а Ирина Захаровна все порхала вокруг своего дитя. А дитя, разменявшее ни много ни мало тридцатник, вело себя как мальчиш-плохиш. Оно осчастливливало мамулю тем, что позволяло себя любить. Иногда оно с пренебрежением кривило личико, отчего родительница впадала в панику и гладила его по головке, как собаку, чтобы та не рычала.

Спасительницей от этого маразма явилась Гела — без нее за стол не садились. Но и тут Ирина Захаровна лично проверила, все ли у Фили имеется: ложки-вилки, салфетки и т. д. Самое поразительное — она не занималась показухой, нет, просто мама безумно любит сына. Если бы у Жанны была такая мать, она бы сбежала от нее на луну.

Прислуживала пожилая женщина по имени Олимпиада Сергеевна — интеллигентная, энергичная, одетая аккуратно в стиле «профессорша». А за столом началось… м-да, Жанна не вынесла бы таких унижений, будь настоящей подружкой Филиппа. Как Влада выдержала экзамен? Но у Жанны несомненное преимущество: не она нуждается в Филиппе, а он в ней, во всяком случае, так кажется. Итак, приступили к ужину, первый тост принадлежал маме. Взяв бокал и опустив глаза, будто собралась выпить за упокой усопшего, она произнесла: