Аллан Холл - Монстр [Дело Йозефа Фритцля]

Не думаю, что я когда-нибудь догадалась бы, что происходит с ней. Она не была каким-то особенно уж грустным ребенком. Но мне раз и навсегда запретили бывать у нее. Единственное объяснение, которым она всегда ограничивалась, это то, что ее отец очень строг. Я никогда не видела его, но он постоянно стоял между нами из- за своего влияния на Элизабет, как незримый призрак, который всегда чувствуешь, даже если не видишь его.

У Элизабет никогда не было своего парня, да она и не помышляла об этом, пока мы были знакомы, — лет, эдак, до шестнадцати. Тяжело говорить такое, но думаю, что у нее никогда не было бы „нормальной сексуальной жизни“ — мешало бы воспоминание о том, что ее насиловали лет с одиннадцати. Мы никогда не говорили о половой жизни.

Ученицей Элизабет была средней, если судить по оценкам и усилиям. Более того, она никогда не подшучивала над нашими учителями — а мы делали это чуть не на каждом шагу. Не знаю, хотела ли она стать матерью. Мы не заговаривали об этом. После окончания школы я собиралась закончить свое образование в Тироле. В то время я редко виделась с Элизабет, но мне хотелось попрощаться с ней. В конце концов мне так и не удалось этого сделать. Теперь я понимаю, что буду жалеть об этом до конца своих дней.

Знаю, что трудно представить себе изнасилованного ребенка, но знайте вы Элизабет, то поняли бы, что это и вовсе немыслимо. В ней была какая-то врожденная доброта. Мягкость, кротость по отношению ко всему. Она любила животных и природу: бабочек, пауков. Она могла сказать какому-нибудь негоднику в школе: „Прекрати!“ — если видела, что он отрывает у мухи крылья.

Ее любимым певцом был тогда Шейкинг Стивенс, но нам нравились все английские певцы подряд. Мы пытались понять, о чем они поют. Мы были неразлейвода четыре года в старших классах в школе на Песталоцциштрассе. И еще год мы были неразлучны в политехническом колледже. У моего отца была табачная лавка, так что я таскала нам сигареты. Я знаю, что по уикэндам она много смотрела телевизор. „Мальчик, который продал свою улыбку“ — такие сериалы нравились ей больше всего. Ей никогда не разрешали выходить с нами. Только однажды я видела ее в церкви в конце недели. В остальных случаях ее никогда не выпускали из дома. Ни у одной из нас не было денег — у Элизабет потому, что отец не хотел, чтобы у нее были деньги, у меня потому, что денег не было у родителей.

Мы учились очень средне. Мне кажется, учеба не доставляла Элизабет особого удовольствия, она всегда держалась немного в стороне. Мы не любили немецкий и математику, нам больше всего нравился спорт. Любимыми занятиями по физкультуре были волейбол и плавание. Подумать только — человек, так любивший физические упражнения, был практически лишен движения долгие годы!»

Ютта Хаберчи, близнец Кристы, проучилась пять лет в одном классе с Элизабет в школе и колледже. Со смущением и неловкостью оглядывается она на былую дружбу в своей квартире в Пойсдорфе. «Думаю, никто не догадывался, что ее насиловали. Я никогда не замечала ничего особенного, но, конечно, знала, как знали и остальные, что ей не разрешают принимать у себя гостей. За все годы, что я ее знала, ей ни разу не разрешили прийти к нам на уик-энд, да и вообще, она никогда не ходила ни на экскурсии, ни в походы; ее держали как в тюрьме, откуда выпускают лишь на определенный срок. Мы знали, что она живет в страхе перед отцом. Она была симпатичная девочка и все происходящее дома скрывала. Мы с сестрой дружили с ней по-настоящему.

Ее гнусного отца я видела только раз. Проходила мимо Элизабет и решила заглянуть. Постучала в дверь, открыла ее мать, и я вошла в переднюю. Мать держалась совершенно нормально, сказала, чтобы я обождала минутку. Вдруг появился отец; он возвышался надо мной, как башня, и смотрел на меня так, словно я сделала что- то ужасное, скажем, порвала его коврик. Да, он был действительно грубым; посмотрев на меня, он сказал: „А ну, пошла прочь!“ Даже не спросил, что мне нужно. Дело не в том, что мы повздорили, — просто он был тиран, вот и все.

Чувствовалось, что что-то тут не так — детское чутье, знаете, — но мне и в голову не приходило, что речь идет об изнасиловании. Догадываюсь, что подобным образом поступают все насильники: делают это втихомолку и запугивают ребенка, чтобы он держал все в тайне. Мне известно, что он был очень суров со всеми детьми, когда дело касалось дисциплины. Мой брат Карл был закадычным другом Харальда. Харальд сказал, что отец частенько бьет его и что „жизнь в доме тяжелая“.