Ирина Левит - Занавес, господа!

Четыре дня, свободные от дежурства, Совков провел в нетерпении. На пятый день, в отмеченный час, он прокрался к ограде коттеджа, ожидая выхода Кохановского, но тот уже сидел на своей скамейке. Недели через две Совков понял эту закономерность: Кохановский выходил на свою прогулку не в один и тот же час, а в одно и то же время — когда начинался закат солнца.

А еще через две недели он придумал свой план — жуткий план мести не только Кохановскому, но и по сути всем тем, подчас лишенным конкретного определения людям, от которых зависела судьба Совкова и которые отнеслись к этой судьбе как к чему-то пустому, не имеющему смысла. В те дни, когда Олег Валерьянович вновь и вновь складывал мозаику своего замысла, тщательно подбирая рисунок и пропорции, он со смесью ужаса и наслаждения думал о том, что вот сегодня, на закате жизни, когда за спиной остались все его прекрасные, но нереализованные планы, настал наконец миг воплощения хотя бы одной идеи. Хотя бы одной. Но и этого было много, если учесть, что до того не было ничего.

Уже в ноябре Совков знал, как должен умереть Георгий Александрович Кохановский. Но он также знал, что волей обстоятельств Кохановский должен дожить до лета — до той славной поры, когда буйной зеленью разрастется трава, которую, как успел заметить Совков, на участке никто не подстригал и которая осенью лежала нетронутыми пегими сугробами. Эта трава была ему крайне необходима как самая надежная маскировка, призванная укрыть взрывчатку, аккуратно положенную под ту самую скамейку, на которой любил сиживать в одиночестве Кохановский.

На первый взгляд, затея была бессмысленной по определению — ни одна живая душа не могла бы проникнуть на территорию участка, не будучи тут же засеченной сигнализацией. Но Совков и не собирался пересекать надежно охраняемые владения. Он хотел, чтобы его смертоносный груз, маленькую, но вполне достаточную для жизни одного человека взрывчатку, перенесла птичка — высоко летающая и точно знающая, где ее гнездо.

Такую "птичку" он изобрел лет пятнадцать назад после того, как посмотрел какой-то зарубежный фильм про скалолазов. В целом фильм, чье название он быстро забыл, ему не понравился, но понравилась одна деталь, которая разбудила его воображение: главному герою нужно было забросить крюк высоко на край скалы, а он не знал, как это сделать. Вот тогда Совков и придумал прибор, эдакую "птичку", которая с помощью радиоуправления могла пролетать несколько десятков метров по заданной траектории и, что особенно важно, переносить небольшой груз, освобождаться от него в точно заданном месте и возвращаться обратно.

В принципе, по мнению Совкова, в этом не было ничего особо сложного, но пользу он в этом видел значительную: такой прибор мог пригодиться в самых разных случаях, когда необходимо было что-то укрепить, присоединить или доставить в труднодоступное место. Совков был убежден, что при дальнейшей доработки у "птички" могли значительно увеличиться грузоподъемность, дальность полета, да и вообще расшириться функции. Но это никому не было нужно. Как и все остальное, что изобрел Совков. И вот теперь это понадобилось. Самому изобретателю.

Он распланировал все четко. Минут за десять до того, как Кохановский придет посидеть на свою излюбленную скамейку, Совков запустит свою "птичку", которая, взметнувшись метров на десять вверх (дабы не засекла сигнализация), аккуратно опустится в густую траву под скамейку, оставит там взрывчатку с часовым механизмом и благополучно вернется назад, после чего сам Совков отправится на свой телефонный узел дожидаться результата. Трава, по замыслу, должна была не только надежно спрятать орудие мести, но и заглушить тиканье часового механизма.

То, что взрывчатки не продаются на каждом углу, Совкова не смущало. Он был уверен, что решит эту проблему, причем достаточно аккуратно, что он и сделал по зиме, проявив удивительные для него чудеса изворотливости и хитрости. Смущало Совкова лишь одно обстоятельство, которое никак не зависело от его расчетов. "А что, — размышлял он, — если в нужный день Кохановский раздумает идти на прогулку или вдруг куда-нибудь срочно уедет, или заболеет? Тогда взрыв разорвет долго вынашиваемые планы, и все опять станет бессмысленным". Но Совков отгонял от себя эти опасения, напоминая самому себе, что за долгие месяцы Кохановский ни разу, за исключением нескольких особо морозных дней, не нарушил своего предзакатного расписания, а летом морозов не бывает.