Клер Макинтош - Кто не спрятался

— Мне жаль, что вам пришлось пережить такое, — сказала Келли. — Мы знали, что система камер наблюдения взломана, но не могли установить, что именно видит наш злоумышленник. Когда ваша анкета появилась на сайте, мы поняли, что нужно доставить вас в безопасное место, убрать из метро, подальше от тех, кто хотел навредить вам. И при этом нам было нужно, чтобы Мелисса ничего не заподозрила.

— Сколько еще нам ждать здесь? Я хочу увидеть маму.

— Простите, нам пришлось дождаться подтверждения из Центра администрирования камер наблюдения, что они подменили записи камер.

Крег выслушал доводы Келли о том, что Мелисса увидит Кейти и детектива-констебля Чендлера, выходящих из подсобки, и операция под прикрытием будет сорвана. Свифт волновалась, но Крег сразу согласился помочь. Он подменил трансляцию камер наблюдения в прямом эфире на запись, датированную предыдущим днем, когда количество пассажиров на Лестер-сквер было приблизительно таким же, — Крег заверил, мол, так можно снизить риск, что Мелисса что-то заметит. Келли надеялась, что он прав.

— Теперь все в порядке. Мы можем выходить. Она нас не увидит.

Когда Свифт открыла дверь, в ее рации послышалось потрескивание.

— Нужна «скорая» на Энерли-роуд, — донесся искаженный помехами голос. — Срочно.

Кейти широко распахнула глаза.

— Скажите им отключить сирены и притормозить недалеко от дома, когда они доберутся по указанному адресу, — продолжил голос.

— Это всего лишь мера предосторожности, — поспешно сказала Свифт, увидев слезы в глазах девушки. Она прикрутила громкость в рации. — С вашей мамой все будет в порядке.

— Откуда вы знаете?

Келли уже открыла рот, намереваясь сказать что-то успокаивающее, но промолчала. На самом деле она даже не была уверена, что Зоуи Уолкер жива.

Кровь. Повсюду кровь. Она фонтанирует из горла Мелиссы, заливает стол, пропитывает ее рубашку. Пальцы, стиснувшие рукоять, разжимаются, нож с грохотом падает на пол.

Меня трясет. Я опускаю глаза и вижу, что тоже вся покрыта кровью. Я все еще сжимаю нож, но выброс адреналина после удара постепенно прекращается, и теперь у меня кружится голова. Если Мелисса нападет на меня сейчас, я не смогу сопротивляться. У меня не осталось сил. Нагнувшись, я сдираю скотч с лодыжек и, спотыкаясь, отшатываюсь от Мелиссы.

Но она не нападает. Обеими руками она зажимает горло в тщетной попытке остановить кровотечение, но багровая жидкость толчками заливает ей пальцы. Мелисса открывает рот, но с губ срывается только булькающий хрип, красная пена проступает в уголках ее рта. Мелисса встает, но ноги ее не слушаются, ее качает из стороны в сторону, будто пьяную.

Я закрываю лицо руками, слишком поздно понимая, что они испачканы кровью. Кровь размазывается по моим щекам, попадает в глаза, наполняет ноздри металлической вонью, от которой сводит желудок.

Я молчу. Что я могу сказать?

Что мне жаль?

Но мне не жаль. Меня переполняет ненависть.

И эта ненависть оказалась столь огромна, что я сумела всадить нож в горло женщины, которую считала своей подругой. Столь огромна, что я смотрю на Мелиссу, с трудом пытающуюся вздохнуть, и не испытываю жалости. Столь огромна, что я не бросаюсь на помощь, когда ее губы синеют, а кровь перестает фонтанировать, едва пульсируя в ране. Всего мгновение назад тугая струя крови била на метр в сторону, теперь же поток иссяк, запас исчерпан. Кожа Мелиссы посерела, лицо — точно маска, на ней уже печать смерти, и только в глазах еще теплится огонек жизни. Я ищу в них раскаяние или хотя бы злость — но не нахожу. В ее душе давно ничего не осталось.

Падает она вовсе не на колени. Не приседает перед падением, не хватается за стол, как показали бы в фильме, не протягивает ко мне руки в попытке утащить с собой. Она падает как срубленное дерево, валится навзничь, бьется затылком о пол — и от этого гулкого стука в моей голове на мгновение вспыхивает глупое беспокойство: что, если она поранится?

А потом Мелисса замирает. Руки раскинуты, глаза широко распахнуты, чуть выпирают из глазниц на пепельно-бледном лице.

Я убила ее.

Только тогда меня охватывает раскаяние. Не потому, что я совершила преступление. Не потому, что я увидела, как Мелисса захлебывается собственной кровью. Я сожалею только о том, что она не предстанет перед судом за свое преступление. Даже в смерти она победила меня.

Я оседаю на пол, чувствуя такую слабость, будто это я потеряла столько крови. Ключ от двери лежит в кармане Мелиссы, но мне не хочется прикасаться к ее телу. Хотя я не вижу признаков жизни — грудь не поднимается, дыхания не слышно, — я боюсь, что она вдруг вскочит, схватит меня за запястье окровавленной рукой. Она лежит между мной и столом, а я сижу и жду, когда же меня перестанет бить дрожь. Нужно будет обойти тело, набрать телефон службы спасения и рассказать, что я наделала.