Марина Серова - Вечный сон Снегурочки

Софья Петровна тяжело вздохнула и затеребила край Настиного альбома. Я поняла, что близится печальная развязка всей этой истории.

– Ну а потом ничего не замечать уже стало невозможно, – покачала головой старушка. – На Насте не только юбки все стали болтаться, уже и спортивные штаны слетали – она себе новые купила, по моде, чтобы ноги обтягивали. Знаете, Настенька всегда красивой была – фигура у нее, что называется, «кровь с молоком» – не толстая, нет, а именно красивая, женственная. Все при ней было – и грудь, и талия, и бедра, прямо картинка. Ножки красивые, а надела она эти штаны – и я чуть в обморок не упала. Под длинной юбкой-то не заметишь, она короткие не носила. А теперь ноги в спички какие-то превратились, не девушка молодая, а узница Освенцима! Лицо-то у нее с щечками, поэтому в глаза худоба так не бросается, ну, сами понимаете. Пробежки она свои забросила, теперь просыпалась по утрам с трудом, в школу я ее чуть ли не силком тащила. О рисовании и поступлении и речи не шло – она только приходила с занятий, и на кровать, в сон проваливалась. Я не выдержала и заставила Настю все мне рассказать. Она – в слезы сразу, но все выложила. Что в школе ей давно мальчик один из параллельного класса нравился, но он ее не замечал, и девушка у него была. Высокая и худая, моделью собиралась стать, она и в школу специальную ходила, где их учат на высоченных каблуках ходить, на диетах различных сидела. Вот Настя и решила такой же стать – думала, если похудеет, станет скелетом, то парень этот свою барышню бросит и на нее внимание обратит. Глупость, конечно, но как тут мозги влюбленной дурочке вправить? Без толку говорить, что хоть тысячу раз худей, не бросит он свою селедку. А Настя всерьез увлеклась этим похудением. Потом она призналась, что обманывала меня – в школе ничего не ела, только кофе в автомате покупала, и тот черный, без сахара. А ужин и бутерброды попросту в туалет выбрасывала, чтобы я ничего не заподозрила. Может, раз в неделю яблоко себе купит, и то ругает себя, что ест. Уж не знаю, сколько она так времени голодала и мучила себя бессмысленными пробежками. Я, как только весь этот ужас узнала, тут же ее отцу позвонила. Он, хоть дочь особо и не любил, все-таки забеспокоился – настоял на лечении. Настя уже на все была согласна, и в клинику сама, по своей воле легла. К счастью, врач попался хороший – Антон Николаевич. Я с ним разговаривала, он и название Настиной болезни сказал, нервное это… Извините, слово забыла, новое оно, я такое раньше не слышала.

– Анорексия, – тихо подсказала я.

– Вот-вот, – подтвердила Софья Петровна. – Я не могла часто к Настеньке ездить в больницу, возраст уже, да и здоровье не то – в автобусах с двумя пересадками трястись. Но старалась почаще у нее бывать, краски ей с карандашами возила, фрукты покупала, чтобы она могла что-то вкусное там есть. Настю бесплатно лечили, но на самом деле, если б ее отец деньгами не помогал, не знаю, как бы мы справились. Там куча лекарств разных требовалась, смеси питательные, потому что врач сказал, состояние у Насти тяжелое, критическое. Она долго лежала – почти три месяца. Школу из-за болезни не смогла окончить, но благодаря Антону Николаевичу выздоровела. Хотя, как оказалось, рано я радовалась.

– Настя снова из-за анорексии в больнице? – догадалась я. Софья Петровна горестно кивнула.

– Меня Антон Николаевич предупреждал, что эта болезнь вернуться может. Мол, мозг человека – штука сложная, до конца не исследованная, поэтому психические заболевания намного тяжелее лечить, чем другие. Если при остром аппендиците делают операцию и человек возвращается к нормальной жизни, то психические болезни могут снова вернуться, и неизвестно, чем все это закончится. Если один раз повезло, это не значит, что и в следующий раз все обойдется. Я до смерти боялась повторения этой заразы, но вроде Настя за ум взялась, на работу устроилась, голодовками больше не занималась. Как раньше она, правда, не стала, внешне, я имею в виду, но и пугалом уже не выглядела. И вот – непонятно почему, все снова… Хотя и несколько лет прошло, а нет, никогда не знаешь, когда беда придет.

– Что же произошло? – заинтригованно спросила я. – Снова несчастная любовь?

– Нет, никакая не любовь, – вздохнула Софья Петровна. – Настя в магазине работала, одежду молодежную продавала. Я не хотела, чтобы она продавцом была – не ее это, она же художница, а не торгашка. Продавцов сейчас много, но они все наглые, только бы обмануть человека и денег побольше получить. А Настя моя не такая, она натура тонкая, ранимая, этот жестокий мир ее и сгубил. Я видела, что ей не нравится работа – она приходила грустная, но опять ничего не рассказывала, просто ссылалась на усталость. Конечно, сидеть в магазине почти без выходных, с десяти утра и до позднего вечера – как тут не устанешь. Я радовалась только одному – что рисование девочка все же не бросила. Если выдавался выходной – то за акварель садилась. Хоть и называла это «баловством».