Анна и Сергей Литвиновы - Сон в новогоднюю ночь [сборник]

Но муж никаких претензий не высказывал.

Он грустно притулился на краешке стула, отказался от кофе и жалобно попросил:

— Пожалуйста, Павел Сергеевич… Расскажите, что она вам говорила?

Его глаза заблестели. Он извинился, извлек из кармана платок в крупную клетку, смахнул слезинки… Проговорил чуть не шепотом:

— Я любил ее! Я так ее любил! И так боялся потерять… Ведь кто я — ноль! Ученый с крошечным окладом! А она… она занималась серьезным бизнесом. И ее постоянно окружали мужчины. Много красивых, состоятельных, уверенных в себе мужчин!

— А Ирэна Викторовна вас тоже любила? — перебил его я.

— Любила? Не знаю… Я так на это надеялся. Хотел бы надеяться. Она называла меня бельчонком. Говорила, что я — ее уютный бельчонок. И очень любила, когда я перед сном ее укрывал и гладил по голове…

— Раз она ревновала вас — значит, тоже любила, — утешил его я.

— Вы думаете? — расцвел несчастный муж. — Спасибо! Спасибо вам, Павел Сергеевич!

Странно было слышать такие слова от человека, который по моей милости два дня просидел в СИЗО, получил от сокамерников по зубам и едва не пошел по статье за убийство…

Муж еще долго рассказывал мне, какой замечательной была его Ирэна. Как она вкусно готовила, «если вдруг выходило окошко в ее делах». Какие дельные советы давала, когда он рассказывал ей об интригах в родном университете. Какой была стройной, и легкой, и ясноглазой…

Я еле дождался, пока он наконец выговорится и отправится восвояси.

— Спасибо еще раз, Павел Сергеевич, — пролепетал он и, волоча ноги, побрел к входной двери.

Рядом с дверью висело зеркало. Муж мельком взглянул в него, и я перехватил его взгляд.

Скорбно опущенные уголки губ распрямились. Печаль из глаз исчезла. Теперь они сияли торжествующими искрами. А лицо кривила довольная ухмылка победителя.

Лицо мужа вопило, орало, кричало: «Я сделал это! Я победил! И теперь я богат и независим!»

Впрочем, он тут же отвернулся от зеркала. Задержался на пороге и снова обернулся ко мне: печальный, с потухшими глазами, в грошовом костюмчике — вылитый Корейко из «Золотого теленка». Грустно сказал:

— Я очень надеюсь, что милиция найдет того, кто ее заказал.

— Я тоже надеюсь, — с нажимом ответил я.

Муж не разобрал намека в моих словах.

И ушел — сутулясь и шаркая, словно настоящий подпольный миллионер.

— Когда раздался выстрел, где вы находились? — Полковник сложил ручки на животе и вперил в меня испытующий взор.

— Внизу, в гостиной.

— Все вместе?

— Да.

— Сколько вас было?

— Четверо.

— Кто да кто?

— Ну, во-первых, Лора. Дочь покойника… То есть покойного… Блондинка. На вид лет двадцати трех. Томная. Капризная. Самовлюбленная…

— Тебя пригласили ради нее, и ты сразу влюбился, — утвердительно произнес полковник.

— Валерий Петрович! — воскликнул я укоризненно.

— Ладно, оставим… Еще кто был с вами в гостиной?

— Жорик, сын покойного хозяина. По-моему, изрядный шалопай. Высокий блондин лет тридцати. Он много пил — все подливал себе виски. Неразбавленный… Или надо говорить «неразбавленное»?…

Полковник не ответил, переспросил:

— Значит, у убитого осталось двое взрослых детей?

— Трое. Есть еще один сын, Илья. Он брат-близнец Жорика.

— Вот как? — Полковник поднял на полдюйма левую бровь.

— Но Илья на вечеринке не присутствовал. Он пребывал в командировке в Петербурге.

Валерий Петрович закурил — окутал себя и меня ядовитыми клубами дыма. Он признавал только ядреный болгарский «Опал» и все мои попытки перевести его на «буржуйские» сигареты отметал. Закашлялся и спросил:

— Говорят, покойный был богат?

— Говорят. Миллиона три-четыре у него точно имелось. Долларов, конечно.

— Нам бы такие деньжищи, а, Пашуня?

— Не помешали бы.

— А кто наследник?

— Завещания, насколько я знаю, он не оставил. Жена его давно умерла. Значит, деньги пойдут детям. Плюс им же отпишут особняк. И квартиру на Большой Дмитровке… А вот его фирма… Номинально-то, конечно, его доля в компании тоже принадлежит детям… А вот фактически, как показывает практика, она, скорей всего, отойдет к его партнеру.

— Партнеру… — протянул полковник Ходасевич. — Партнеру… Он ведь, кажется, тоже присутствовал в особняке?

— Да, — вздохнул я. — И он тоже. Иван Баргузинов. Брутальный мужчина. Такой, знаете ли, крепыш-боровичок. Нос перебит в трех местах, уши приплюснуты, рожа уголовничья. Посмотришь на него — бандит бандитом. А начнет говорить — слушаешь и понимаешь: а ведь умно! Умный, черт возьми, мужик!