Виктор Пронин - Ночь без любви. Повести

Василий, прищурившись, протяжно посмотрел на Демина, как бы желая показать, что тот сильно рискует, разговаривая с ним таким тоном. Потом усмехнулся, нарочито медленно подошел к форточке, положил на согнутый палец окурок и щелчком отправил его на улицу. Неторопливыми, дразнящими действиями он будто хотел подчеркнуть свое достоинство, независимость в поступках.

— Ладно,— сказал он, не то смягчаясь, не то озлобляясь.— Скажу только…

— Потом,— перебил его Демин.

— Я смотрю, с людьми вы разговариваете…

— По закону,— Демин плотно закрыл дверь за Василием и сел на табуретку напротив Анатолия.— Тяжело быть младшим братом?

— Бывает,— смутился Анатолий.— Васька ничего парень, с ним жить можно… Он боится, что мы из-за этой истории попадем в передрягу, да потом и не выберемся из нее.

— Авось не попадете,— успокоил его Демин.— Итак, мы остановились на том, что ты позвал Наташу к телефону. Сам остался у двери. Это ясно. О чем она говорила? С кем? Как? Каким тоном?

Анатолий помялся, искоса поглядывая на дверь, за которой только что скрылся Василий, и наконец заговорил, сжав в один сдвоенный кулак сцепленные пальцы.

— Чудной какой-то разговор был… Наташа больше молчала. Иногда, правда, будто успокаивала кого-то… Ничего, мол, не волнуйтесь, я слушаю, я у телефона… Видно было, что ей неприятен этот разговор и она побыстрее хочет закончить его… Потом сказала… «Давай, вываливай, что там у тебя еще припасено, вываливай все сразу». А минут через пять снова звонок. Наташа еще не ушла к себе и трубку подняла сама. И, не слушая, сразу выдала… Ты, говорит, все сказала, и я все сказала. И бросила трубку.

— Значит, разговор был с женщиной?

— Почему? — удивился Анатолий.

— Но ведь ты сам только что произнес ее слова: «Ты все сказала …»

— Вообще-то да,— Анатолий был озадачен.— Получается, что с женщиной… Я и не подумал.

— Твой брат ее не любил?

— Не то, чтобы не любил… Остерегался. Он будто какую-то опасность в ней чуял… Иногда даже робел…— Анатолий вздохнул, снова оглянулся на дверь, стараясь не встретиться взглядом с Деминым. Но все-таки поднял глаза и посмотрел жалко и беспомощно…— Я как-то подкатился к ней… Ну, а почему бы и нет? Я неженатый, она тоже свободная… Девушка красивая… С красивыми всегда все и случается — и хорошее и плохое… А с дурнушками — никогда ничего. Живут спокойно, сплетничают, завидуют, толстеют… и все…

— Влюбился? — спросил Демин.

— А куда деваться? Тут никуда не денешься! Под одной крышей живем, как семья, можно сказать. Не очень дружная, но семья…

— И ничего не вышло?

— Не вышло,— Анатолий растерянно улыбнулся.— Сказала она мне вроде того, что, мол, надо свой шесток знать… Да я и сам понимал, что Наташа — не моего пошиба девка. А чем, думаю, черт не шутит, и попер… В общем, получил от ворот поворот. А Васька как узнал, что она меня отшила, обидно ему показалось. Будто она и его мордой в грязь ткнула…

Демин представил себе эту жизнь в коммунальной квартире, где бок о бок живут чужие друг другу люди, словно сведенные вместе ради жестокого опыта — узнать, что из этого получится. Их различие, неприятие друг друга, все их столкновения, привязанности, ссоры заносятся в какие-то ведомости, отчеты, сводки. А люди живут, привыкнув, а может, попросту смирившись, и уже готовы показаться друг перед другом с помятыми лицами, не в самых лучших нарядах, а то и вовсе без нарядов… А эти их мимолетные, равнодушные и напряженные встречи в тесном, заставленном дряхлыми вещами коридоре, пропахшем жареной картошкой, луком, обувью, мылом. И вот здесь появляется Селиванова — яркая, нарядная, словно бы из другого мира, появляется только для того, чтобы переночевать и снова уйти в сверкающий красками, чувствами, возможностями мир, который был недоступен и потому особенно привлекателен для остальных жильцов…

Демин представил, каким жалким и неполноценным, обойденным судьбой чувствовал себя Анатолий, когда, придя вечером со смены и отмыв руки от въевшегося черного мазута, надев свежую сорочку, которую сам накануне выстирал, повязав случайный, несуразный галстук, толкался в коридоре, надеясь дождаться Наташу, встретиться с ней, переброситься словом, улыбкой, посторониться, пропуская ее,— о, боже! — в туалет или в ванную, и ждал, ждал, ждал хоть какого-нибудь поощряющего жеста, взгляда.

Конечно, ей льстила его робость, преданность, какой бы она ни была. Это всегда лестно. Влюбленность даже прячущаяся, униженная, дает женщине силы радоваться жизни и любить… Любить кого-то другого. Но она не откажется иметь поклонника, готового на любую услугу…