Дарья Донцова - Белый

Граф усилием воли разлепил веки и попытался определить себя в пространстве и времени. Сфокусировавшись, он вздохнул с облегчением. И никакой это не ад. Просто его кто-то засунул в машину. Точно. Он лежал на заднем сиденье в салоне какого-то автомобиля, скрюченный, как эмбрион в утробе матери. Шофера за рулем не было. Воняло бензином.

«Мы на заправке», – подумал он.

Произошло какое-то быстрое движение, в таком состоянии ему сложно было улавливать причины и следствия. Хлопнула дверца. Кто-то сел за руль и завел машину. Радио на секунду смолкло.

– Вы кто? – спросил Граф.

– Фу, как вы меня напугали!

Он проморгался, чтобы ее разглядеть. Сзади засигналили, требуя освободить место у колонки.

– Я должна ехать, – извиняющимся тоном сказала дама.

Граф точно знал, что никогда в жизни не встречал этой женщины. Она была молода и породиста, как ахалтекинец. Граф не стал думать, как оказался в ее машине. Определенно, он вчера перепил, если не помнит, где подцепил эту красотку. Или она его подцепила?

– Вы кто? – предпринял он еще одну попытку.

И снова безрезультатно.

– Вы пришли в себя? Хорошо. Скажите, вы сможете добраться домой самостоятельно?

Он был не уверен, что способен хотя бы просто сесть, но решил не нагнетать атмосферу.

– А где мы?

– В районе горпарка. Мне надо было заехать домой, переодеться.

Ее голос показался ему смутно знакомым. Он поморщился. Гул мощного мотора, запах кожи сидений… нет, ничего… абсолютно ни о чем это ему не говорило…

– Вы спали как убитый даже после того, как я приняла душ и переоделась. Спустилась, и вы даже не пошевелились.

Ему показалось, что она нервничает. Так, так, она ездила домой, мылась-брилась или что она там делала, а он валялся в ее тачке.

– Сейчас мне надо в центр. Я могу вас высадить у метро или где пожелаете.

Он пожелал бы место на тихом кладбище. Все плыло в глазах и в сознании.

– А что было вчера?

– Вчера был четверг. Так где мне вас высадить?

Ага, похоже, он ее совсем не удовлетворил, раз она старается от него избавиться. Неудивительно. Кто способен на сексуальные подвиги в таком состоянии? Что она от него хотела? Заманила к себе в машину… Зачем вообще было что-то начинать, чтобы сегодня недовольно фыркать в его сторону!

Красная пелена полностью закрыла белый свет.

– Эй, вам что, плохо?

Какое там плохо! Ему так хреново, что непонятно, как он до сих пор копыта не откинул. Кажется, она припарковалась. Иначе как бы она смогла оказаться так близко? Она протиснулась между двух передних сидений и держала его обеими руками за голову. Зрачки ее были расширены от ужаса.

– Будете воду? – твердила она. – Воду? Это вас освежит.

Но даже не делала попыток дать ему попить. В ее огромных глазах плескался ужас. Он уже однажды видел такое выражение. Тогда он и вправду умирал на руках Андрона и видел ужас в его глазах столь же отчетливо, как и теперь.

– Что с вами? – спросила она, заикаясь.

– Хреново, – признался он.

И испытал давно забытое чувство смущения.

– Я отвезу вас в больницу, – строго сказала она.

– К черту больницу!

– К черту вас! – с неожиданным пылом воскликнула она.

Дальше он помнил не очень хорошо. Было жарко и холодно. Тошнило сильно. Кажется, его вырвало. Похоже, не один раз. Потом снова было темно. Потом… потом пахло госпиталем. Блин, как же он ненавидел этот мерзкий запах!

Как она ненавидела этот запах! «Пуазоном» пахло от врачихи, которая сказала, чтобы она забыла о балете. «Пуазоном» пахло от мамы, которая хотела, чтобы Мелисса стала балериной. Десять лет жизни ухлопали на нее лучшие балетмейстеры. И что толку? Нелепое падение с лыж, и все – прощай, сцена, прощай, светлое будущее, а ведь в ней кое-кто из педагогов отмечал талант! «Как глупо!» – сказала мама, придя навестить дочь в больнице.

«Ничего, дочка, не плачь, что хорошего в этом балете? – утешал ее папа. – Я всегда говорил, что с твоим талантом к живописи лучше идти в художники. На крайний случай, станешь архитектором, как дед. Представь, по твоим проектам будут строить дворцы и замки! Здорово?» «Здорово», – соглашалась она и ревела пуще прежнего. «Зато теперь никаких диет! – не отставал отец. – Кости срастутся, и жизнь начнется заново». Но кости срастались плохо, сказалось ее постоянное недоедание.

Мелисса провела большую часть реабилитационного периода в деревне у деда с бабкой. Дед обучал внучку азам изобразительного искусства, но она, обладая способностями, не желала прилагать должных усилий. «Да она просто боится, – однажды сказала бабушка, когда думала, что Мелисса не слышит их разговора с дедом, – неужели вы не видите, что она боится снова стать предметом больших семейных надежд? Ее мамаша могла бы стать чуточку менее эгоистичной и любить ее просто за то, что она есть. Но как это объяснить ребенку?» Мелисса поняла, что хотя бы одна союзница у нее в запасе имеется. Но глубоко ошиблась.