Дарья Донцова - Crime Story № 06 [антология]

— Аленка! Она же ушла к морю!

— Не волнуйся, — Дима притянул меня к себе, погладил по волосам. — Мы с ней в бассейн ходим, она отлично плавает. А на пляже всегда есть спасатели.

Я все равно волнуюсь. Не понимаю, как может Дима быть таким спокойным, когда его ребенок удрал неизвестно куда, причем не в самом лучшем настроении! Впрочем, я часто не понимаю Данилова. В наших краях семья — основа основ, женщина может лишиться мужа лишь в одном случае — если станет вдовой. А он развелся, для того, чтобы быть со мной…

Дима приехал в мой родной городок, один из кавказских осколков, на которые разлетелась советская империя, чтобы снять сюжет о жизни после войны.

«После» еще не осознавалось. Узкие улочки были битком забиты бронетехникой. Урожая от израненных осколками фруктовых садов никто не ждал, а по ночам сон вспарывали злые очереди автоматов.

«Жизни» у нас тоже, кажется, тогда еще не было. Никто не работал, потому что в наших краях вся работа — это туристы, а кто поедет отдыхать на войну?

И вот появляется Дима. Обаятельно улыбающийся, в каких-то простых черных шмотках, сидящих на нем слишком идеально для недизайнерской простоты. Его встречают наши депутаты, министры. Независимость вроде как отстояли, но ее никто, кроме России, не признает. Поэтому делать мужикам, новому руководству самостоятельного государства, абсолютно нечего. А тут хоть какой-то визит, все-таки Данилов — известный журналист. С утра до ночи ему показывают разрушенные санатории, и самые красивые горные ущелья, и звонкие водопады. А он вдруг спрашивает меня — меня, простую девушку, подававшую ему шашлык: «В Москве, на телевидении, хотите работать?»

Я онемела от неожиданности. Дима принял это за проявление традиционной сдержанности, свойственной нашим женщинам. И пришел в полный восторг. Оказывается, он давно предлагал руководству телеканала идею ток-шоу с ведущей, обладающей восточной внешностью. И вот я, с миндалевидными глазами Шахерезады и длинными черными волосами, попадаю, как сказал тогда Дима, в десяточку.

Так началась моя болезнь. Телевидение — это тяжелое заболевание, вылечиться от которого невозможно. Я люблю всех журналистов и операторов, готовящих сюжеты для моего шоу; я обожаю публику в зале и гостей-экспертов, рассаживающихся на красных диванчиках; мне известно все об останкинских визажистах и парикмахерах; я знаю, с кем роман у режиссера и на кого положила глаз редактор, я… живу только тогда, когда в студии вспыхивает лампа «on air». О, эта надпись! Одно название, моя программа, как и большинство ток-шоу, выходит в записи.

«А как же интерактивное голосование, звонки в студию?!» — могут изумиться зрители. У телевизионщиков свои секреты. Иногда к такой якобы в прямом эфире выходящей программе добавляются настоящие данные, действительно собираемые в режиме он-лайн. Бывает — искаженные сведения, кто платит, как говорится. А порой у группы техподдержки возникает ну очень сильное желание выпить пива. Тогда ребятки клепают диаграммы на свое усмотрение, запускают эти с потолка взятые результаты. А сами со спокойной душой перемещаются в останкинский буфет или «Твин Пигз», кафешку напротив телестудии.

Лишь два раза мне приходилось работать в прямом эфире, на включениях за пределами студии. Это было неописуемо! Каждая секунда вливала в мои вены такое количество адреналина и счастья, что единственное, о чем я могла думать — это о новой дозе моего прямоэфирного наркотика.

А о Дмитрии — нет, не думала. Благодарна была, подобранная бездомная собачонка. Восхищалась им как профессионалом.

Когда он после записи своей программы появился в моем кабинете и, бледнея даже под гримом, пролепетал: «Минара, выходи за меня», — я была уверена, что плохо его расслышала или он оговорился. Минимум три часа покричи — потом и в произнесении слова «мама» запутаешься. Это ведь только идут, смонтированные и вычищенные, и мое ток-шоу, и Димина авторская программа по часу. А запись и все три часа может занять. Ох и кипит после такого мой разум возмущенный…

Но Данилов не оговорился.

Любит.

Ревнует.

Разведется.

Мы должны быть вместе, иначе он сойдет с ума.

Но как же ребенок?!

А что такого, многие же разводятся, ну не получилось прожить с мамой дочери долго и счастливо и умереть в один день.

Я сделала все, чтобы остановить его и остановиться самой. Но рядом с Даниловым слишком долго сохранять благоразумие невозможно…

— Часа два прошло, — потягиваясь, сонно пробормотал Дима. — Минара, попроси свою карму стать добрее. Ужин скоро. Можно и в джинсах в ресторан заявиться, но хотелось бы хоть свежую рубашку надеть…