Александр Щеголев - Старый пёс

— Вы откуда про тендер знаете, господин ищейка?

— Ну так из газет! Я ж говорил — прибарахлился вчера целой пачкой, весь вечер изучал. Не совсем уж я серый. И если я прав, тогда понятно, почему обсуждение ведётся дедовскими методами: записочки в кейсах, гонцы, средневековая конспирация. Сговор возможен только на уровне исполнительных директоров, председателей советов директоров и владельцев контрольных пакетов, при их прямом участии, никак не ниже. Но лично им встречаться — это как по телевизору объявить, мол, смотрите, мы нечисто играем. Плюс никаким средствам связи доверять нельзя, абсолютно никаким.

— Фантазёр, — сказал Сквозняков.

— Вы мои фантазии как-нибудь прокомментируете?

— Вы же понимаете, я не могу вам ответить ни «да», ни «нет»…

Кокетка. «Да и нет не говорите…» Не может ответить, однако выразился вполне определённо. Осознаёт ли это сам — плевать. Но если бы я промахнулся со своими догадками, он бы просто обозвал меня идиотом и послал подальше, — после первых же фраз.

— Я понимаю другое. Конечный адресат, которому везли послание — это лично директор Салов, ваш патрон. Так? А отправитель — фактический владелец Ойло-Союза, как его там, блин… господин Финкель.

— Мы не туда ушли, — прервал меня Сквозняков, ставший вдруг нервным. — Вернёмся к вашей непосредственной задаче.

— Пропавший чемодан, — подсказал я ему.

— Мерзавцев надо найти во что бы то ни стало. Проблема усугубляется тем, что контейнер им всё-таки удалось вскрыть.

— Который выгорел? И в чём тут проблема?

— Да нет же! Второй, утащенный! — Сквозняков выкрикнул, сорвался, впервые показав истинные свои эмоции. Похоже, его и вправду припёрло, верного слугу Мамоны. — Грабители прислали нам фотографию открытого «чемодана», как вы называете этот прибор. Каким-то образом его сумели открыть штатно…

— А почему не фотографию документа? — ввернул я.

— …И предложили нам его купить вместе с содержимым, — продолжал Сквозняков, словно не заметил мой вопрос. (Так-так, подумал я, темнят ребята с этим «документом».) — Иначе угрожают предать всю эту историю гласности.

— Ну так купите, что мешает? Денег нет?

— Они требуют не деньги. Им нужна голова Рефери: имя, места обитания, кто прикрывает.

— И опять — в чём проблема? Если вы знаете, что за человек прячется за таким жлобским погонялом… кстати, знаете ли вы это? Спрашиваю из чистого любопытства.

— Ваша задача — контейнер, — жёстко сказал Сквозняков, встал и прошёлся по кабинету. — Давайте определим для вас красные линии, господин Ушаков. Генерал поручил вам любым способом найти и убрать Рефери — да-да, содержание ваших с ним переговоров не секрет. Так вот, это первая черта, которую вам нельзя переступать. Оставьте Рефери в покое, считайте его неприкосновенным. Второе. Будет лучше, прежде всего для вас, если вы поумерите ваше «чистое любопытство» в отношении документа, который был в контейнерах. А если он попадёт к вам в руки, то упаси вас бог отдать его кому-то кроме меня или даже конкретно поделиться с кем-нибудь информацией о том, что вы обнаружили.

— «Конкретно поделиться»… — повторил я столь знаковое выражение. — А скажите, уважаемый, вы пишете слово «Бог» с большой буквы или маленькой?

На секунду он растерялся.

— Простите?

— Да просто чисто любопытно стало: верит ли такой важный человек в Бога или жертвует в церкви, только чтоб статус свой поддержать?

— Я ещё и в детские дома жертвую, — возмущённо сказал он. — И театр содержу. А что?

— Давным-давно, в конце девяностых, читал я в разработке на вас, что владеете вы помимо прочего огромным куском земли под Звенигородом — с выходом на Москву-реку. Помню, строились вы там капитально. Пятиэтажный дом, теннисный корт, причал, оранжерея, отдельный большой бассейн, и вокруг всего этого — регулярный парк. Уверен, сейчас это местечко — натуральная жемчужина. Но тревожит вопрос: сколько тысяч людей должно было погибнуть и умереть, чтобы возник вот этот парк и эта ваша усадьба? И сколько детей, оставшихся в результате сиротами, ютятся теперь по приютам, которым вы что-то там жертвуете?

Он остановился передо мной. Я сидел, вставать пока не собирался. Он уточнил — голосом, больше похожим на лязганье:

— Вы передумали? Наша договорённость расторгнута?

— Не знаю, вам решать. Я, конечно, пёс, хоть и старый, но ошейники и намордники надевать на себя не позволяю. Что касается моих пёсьих навыков, то по следу бегу хорошо, и чутьё у меня, как все говорят, верхнее. Решайте.