Александр Щеголев - Старый пёс

Две твердыни. Есть такой сказочный роман.

Жаль только, преступники не из сказки. Не менее предусмотрительные, они разобрались с пультовой комнаткой в лофте Радика и вынули диск с записями из компьютера. Эх, там ведь, наверное, был такой увлекательный фильм…

— Вот здесь его и разделывали, — показал Рудаков.

Вскрытие творили на модном стеклянном столе, втором таком в квартире. Низкий, длинный, не очень удобный для работы патологоанатома, тем паче доморощенного. Над столом, на всю длину, свисали три интересные люстры, с грузом.

Вообще же кухня была простой, холостяцкой. Почти без мебели и с обилием техники: посудомоечной машиной, жарочным шкафом, микроволновкой, телевизионной панелью (я не сразу сообразил, что это такое). Зачем-то — гигантский холодильник. Наверное, биоматериалы после вскрытий хранить, невесело сострил я. С целью еды…

— Что же из тебя вытащили, друг Радик? — бросил я вслух, ни к кому не обращаясь, если не считать призрак покойника.

И подумал — в пандан к сказанному: а что ты сам, дружище, изъял тем вечером из желудка безымянного трупа? Что за «флэшка» такая? Почему они так пугающе похожи — твои омерзительные действия в морге и преступление в этой кухне, случившееся буквально через пару часов?

«В пандан» по-русски означает «в параллель», термин из области искусства. Самое место для таких словечек.

Я вернул литровую бутылку на барную стойку, освободив наконец руку.

— Допрашивали его зачем? — продолжал я. — «Сыворотка правды» зачем? Что за извращения?

— Искали спрятанные в квартире ценности. — Рудаков пожал плечами. — За тем и допрашивали. Какие ещё могут быть объяснения?

— Предположим, нашли. Эксперты говорят, императорский меч для сеппуку, которым Радика вскрывали, — одна из главных ценностей коллекции. Меч, к слову, называется кусунгобу. Его забывают на полу. Да и трезубец — не хухры-мухры, штуковина старше Христа, но его почему-то оставляют в теле. После того, как выпытали, где всё это добро спрятано? Чушь получается, Игорь.

— Не могу вас больше слушать, — дребезжащим голосом напомнила о себе Вика. — В пот бросает от вас. Пойду телевизор посмотрю.

— Стой здесь! — рявкнул я на неё. — Чтоб я тебя видел! Знаем, от чего тебя в пот бросает, и за каким «телевизором» ты намылилась.

— Зачем вы так? — неожиданно заступился Рудаков. — Человек отца потерял…

Экий чувствительный. Неудобно ему стало, хотя никак он не тянет на интеллигента в шляпе. Странная реакция… А не спал ли с ней наш Игорёк, мелькнула мысль. Может, до сих пор грешит — потихоньку от жены и детей?

— Мадам Каганер — тоже известный коллекционер, — возразил я. — Всё происходящее её напрямую касается.

— Какой ещё коллекционер?!

— Собирает бутылки. И сдает.

— Достал! — вспыхнула она. — Идиотские шутки!

Настроение «Викторетты» менялось с частотой электрического тока в розетках.

— Водку глушить за этим столом ты можешь, а послушать про отца — нет? Стой, я сказал! А лучше сядь!

Она демонстративно закурила, присев на табурет.

Извини, девочка. Пей, сколько требует тоскующая душа, но потом, когда мы уберёмся восвояси. А пока я должен тебя раскачать по максимуму, чтоб ты выдала наконец всё то, что выдавать не хочешь… Я подошёл к ней, навис над ней и каркнул ей в лицо, не давая опомниться:

— На этом столе, если помнишь, его резали, как ты режешь вот эту вот колбасу! Тебе это пофиг, дочь Франкенштейна? Зальёшь в себя стопочку, и совесть продезинфицировала?

Она отшатнулась:

— Хватит меня лечить! Прямо как мой папаша с его закидонами! Он хоть право имел, а ты? Ну давай, давай, запри меня, или на холод выгони в одном халате!

— О чём ты?

— Ни о чём.

— Куда он тебя курить выгонял?

— Никуда! Почему ты меня мучаешь?!

У неё начиналась истерика.

— Потому что ты врёшь.

Где и в чём она врёт, предположений у меня пока не было; скорее всего, что-то недоговаривала, но вскрыть этот нарыв следовало обязательно. А вот Игорю ситуация не нравилась. То ли растерял оперское чутьё, став следаком, то ли что-то тут другое.

— Ничего я не вру!

— Ну, давай пройдёмся по прошлой пятнице. Днём ты уехала, отлично. Поставила квартиру на сигнализацию — и ту-ту. Расскажи, что ты делала до отъезда в пансионат.

— Я всё рассказала вашей тётке! Как её… Холодовой, кажется? (Очевидно, она имела в виду Льдову.)

— Тогда был краткий рассказ, а нужен подробный. Давай, давай, с самого начала. Ты проснулась, вылезла из-под одеяла… что дальше?