Александр Щеголев - Старый пёс

Петровский бульвар, автобусная остановка. «Против часовой» — то есть в сторону Страстного. «Про Рад. Иосиф» — про Радия Иосифовича Франковского. Что-то она, видимо, нарыла на Франкенштейна и хотела поделиться со мной прежде, чем пустить инфу по рукам товарищей…

Откуда ни возьмись объявился Васин, сияющий, как надраенный самовар. Сказал — иду по одному делу, а тут вы. Пришлось прогуляться с ним квартал другой, изображая беззаботность.

Чем там в начале нулевых закончилась война с «бандой чемпионов», спросил я его, хоть и знал лучше многих — чем. Он ответил мне: в 2001-м Бассурманова с ближним кругом накрошили на куски, и банда разбежалась — без вожака-то. Новый вожак с такой же харизмой не появился. А если б Босса не шлёпнули, между нами говоря, он бы вывернулся. Да, собственно, к тому моменту, когда шлёпнули, он уже вывернулся (потемнел Васин лицом), пятилетняя работа нашей группы шла псу под хвост, дело разваливалось. Кто его шлёпнул, поинтересовался я как бы из профессионального любопытства. Заказчика не нашли, пожал плечами опер, ну а киллер… а что — киллер? Заплатили — исполнил. Хороший спец. Может, его тоже шлёпнули, кто знает? В общем, все умерли, подытожил я.

Во-во.

А что, в самом деле, с 6-й ОРЧ так плохо стало? — удивился я. Очень уж вы, «убойщики», их не любите. Хотя вроде одно дело делаете. Они борются с ОПГ, как умеют… А то, внезапно завёлся Васин, что борьба с ОПГ дико заразная штука! С чем борешься, тем и заражаешься! Только-только организуют новую структурную единицу, заточенную под оргпреступность, как она сразу ссучивается. Просто микроб какой-то! ОРБ, ГУОП, ГУБОП, теперь — профильные ОРЧ в Главках. И сколько раз уже эти ОРЧ расформировывали, выводили за штат и снова формировали?

По-моему, у вас обычные внутриведомственные тёрки, подначил я его. «Убойщики» — белая кость, кружевные манжеты, белые воротнички. Вы чистыми считаете одних себя. Голубая кровь… Ах, голубая, ощерился Васин…

Он поскучнел и потерял интерес к разговору. Убрался, неловко извинившись. Я последил ещё, вправду ли он лишил меня своего внимания.

«Свободен, наконец свободен…»

Меня ждала Железная Леди, несколько подувядшая, но ничуть не заржавевшая.

…Вопли я услышал, едва свернул на Никитский с Крапивинского переулка.

Рефлекс сработал раньше сознания: я рванул поперёк бульвара, перепрыгивая через низкие ограды, огибая деревья, пугая гуляющих горожан. Вопила, осев на лавочку и держась ладонями за щёки, упакованная супер-пупер деваха: звуки выплёскивались из неё оглушительными порциями, носились в воздухе, как вороны. А над лежащим на тротуаре телом склонялся парень; похоже, кавалер этой девахи.

— Не трогай ничего! — крикнул я ему, подбегая.

Алла лежала на животе, силясь повернуть голову, и тянулась рукой к спине. Из-под левой лопатки торчала деревянная некрашеная рукоятка в форме яйца… До чего ж знакомый инструмент! Сапожное шило, изготовленное кустарно. Со специальным удлинённым концом из велосипедной спицы, который в портновских делах не очень-то удобен, зато прекрасно работает, если кого-то убиваешь.

— Это ты её? — спросил я парня.

Тот смертельно испугался, замотал головой.

— Тогда кто?

— Он убежал, — истерично сказал парень и показал в сторону детской площадки. Там уже никого не было видно. Убийца скрылся меж домами, долго ли.

— Запомнил его?

— Только со спины видел.

— Он маленького роста?

— Да…

Аллочка стояла, ждала меня. Он подошёл сзади, низкорослый невзрачный человечек, уже немолодой, почти моего возраста. Скорее всего, на голове бейсболка. Была бы сейчас осень — был бы в кепке. Коротким сильным ударом вогнал шило женщине в спину и пошёл бы преспокойно дальше, если б девчонка не закричала. Тогда он дал дёру, уверенный, что догонять никто не станет. А безмерно удивлённая жертва, раскинув руки, упала вперёд…

— Дай, — скомандовал я, выхватывая у парня мобильник.

Позвонил в «скорую». Сообщил, что тяжело ранен офицер из Следственного комитета (чтоб дули сквозняком, без раскачки), назвал адрес. А сам думал: «Не ранена. Убита. Полная безнадёга».

То, что орудие оставлено в ране, может, и даёт ей призрачный шанс, но, скорее всего, позволит выгадать лишь пару дополнительных минут жизни.

— Аллочка, уже едут! — бодро воскликнул я, присев возле неё на корточки. — Летят!

Вывернув голову, она что-то сказала. Я ничего не понял. Кисти рук её хаотически двигались. На губах пенилась кровь. Если кровавая пена изо рта, значит, пробит правый желудочек, так мне объяснял когда-то Франкенштейн, когда тоже был живой. Пробили бы левый — кровь пошла бы в перикард, приводя к стремительной тампонаде. И в том, и в другом случае шансов ноль… Я нагнул голову к самому её рту: