Мэри Стюарт - Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости [сборник]

— О господи, — выдохнула я.

— Вполне достаточно, — мрачно заключил Николас, — чтобы оправдать его арест… чтобы на время вывести его из строя до выздоровления Роберты. Но было слишком поздно. Этот проклятый туман упал, словно завеса, и Грант, ускользнув от Нейла, бросился искать тебя. — Каким-то образом его рука оказалась у меня на плечах. — Чертов псих, — сердито сказал он, коснувшись губами моих волос.

— Если бы не туман, Дугал бы меня отстоял, — стала оправдываться я. — Послушай, Николас…

— Да?

— Дугал… у него был нож. Я его видела. Он… после того как вы поймали Родерика… он не поранил его?

Николас прижал меня к себе, словно желая защитить, и печально ответил:

— Нет. Он явился с огнем и мечом и с жаждой мести, бедняга, но, увидев Гранта, заткнулся.

— Почему?

— Грант сник. Сначала, когда я поймал его, он дрался, как дикий кот, но когда рядом возник Дугал, он понял, что надежды не осталось, и тут из него словно выпустили воздух. Словно сломали. Он стал вдруг совершенно беспомощным и спокойным и… я даже не могу описать. Неприятное зрелище. Он изменился в одно мгновение.

— Он и со мной себя так же вел.

— Да? Тогда ты понимаешь, как трудно это описать. Только я ударил его в челюсть, как он вдруг заулыбался, словно дитя, и стал вытирать с лица кровь.

— Не думай об этом, Николас. Он даже не помнит, как ты ударил его.

— Наверное, ты права. Он просто улыбался нам. И тогда Дугал убрал нож, взял его за руку и сказал: «Пойдем, малыш. Тебе лучше выбраться из тумана…» И он пошел такой счастливый… — Николас бросил сигарету. — Ну а потом, когда его увели в туман, я услышал, как он поет.

— Поет? — уставилась я на него.

— Мурлычет что-то про себя. — Николас встретился со мной взглядом. — «О, мечтать! Проснуться, устремиться в эту даль без края, без границы…» — Он опустил глаза. — Бедный придурок. Бедный сумасшедший придурок…

Я тихо сказала:

— Его нельзя вешать, Николас.

— Нельзя.

Потушив сигарету о камень, он отшвырнул ее в сторону, словно этим жестом был в состоянии уничтожить, стереть из своей памяти эту неприятную сцену. Потом он снова повернулся ко мне, и его голос резко изменился.

— Ты ведь видела меня с Маршей Малинг?

— Да.

— Я слышал, как ты шла мимо, когда она… когда мы целовались.

— Ты слышал? Но я шла совсем бесшумно.

Он криво усмехнулся:

— Видишь ли, моя дорогая девочка, когда дело касается тебя, срабатывают мои инстинкты. Даже в темноте, когда я целуюсь с другой женщиной.

— Возможно, именно в тот момент, когда ты целуешься с другой женщиной, — сухо заметила я, и он бросил на меня взгляд искоса.

— Да, я заслужил подобный упрек. Но в этот раз, клянусь тебе, больше целовали меня, чем целовал я сам.

— Всю ночь? — поинтересовалась я.

Он поднял брови:

— Какого черта? Что ты хочешь этим сказать?

Я объяснила ему, что позже той же ночью слышала мужской голос в комнате у Марши.

— Естественно, я решила, что это ты. А когда я спросила тебя утром…

— Понятно. Я думал, что ты говоришь о поцелуе, который видела. Нет, Джанетта, я не провел с ней ночь. Просто я… как бы это сказать… попал в засаду, хотя сам к этому не стремился.

— Не сомневаюсь, что ты яростно защищался.

Он ухмыльнулся, но ничего не ответил.

— Наверное, у нее в комнате был Хартли Корриган. Ну да, теперь понятно! Именно поэтому он так рано вернулся с рыбалки, а Альма Корриган сказала, что он пришел в три часа!

— Наверное. И когда она поняла, что произошло, то взяла губную помаду и убила ею Маршину куклу.

— Бедняжка Альма.

— Да. Ладно, для нее все уже позади. Я думаю, они оба так напугались, что осознали, насколько важны друг для друга… — Он сделал паузу, глядя на меня из-под нахмуренных бровей. — Ну а теперь, — произнес он совершенно другим голосом, — может быть, поговорим о нас?

Я не ответила. Сердце быстро билось где-то у меня в горле, и я боялась, что мне изменит голос. Я чувствовала на себе взгляд Николаса. Когда он заговорил, то произносил слова медленно и осторожно, словно с трудом.

Он сказал:

— Я не собираюсь извиняться и самоуничижаться сейчас, хотя бог знает, сколько тебе пришлось пережить из-за меня, и бог знает, сколько ты мне уже простила. Все это я скажу тебе позже. Нет, молчи. Дай мне закончить… Все, что я хочу тебе сказать сейчас, довольно просто, но это значит для меня больше всего на свете. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, Джанетта. Я чертовски хочу, чтобы ты вернулась. Уже через два дня после того, как ты ушла, я осознал, что был идиотом, отвратительным жестоким дураком, и лишь гордость удержала меня от того, чтобы броситься за тобой.