Юлиан Семенов - ...При исполнении служебных обязанностей. Каприччиозо по-сицилийски [Романы]

В Нью-Йорке, в одном из «старых и ветхих» сорокаэтажных небоскребов, построенных перед началом экономического кризиса, во время «бурных двадцатых», в кабинете директора строительной фирмы был накрыт стол, который отличался типично американским рационализмом: овощи и кусок мяса; на десерт — по-французски (чем Новый Свет хуже Старого?!) — сыры десяти сортов; зато виски и джина — неограниченное количество.

Хозяин стола каламбурил, рассказывал русские анекдоты, сыпал вопросами и ответами «армянского радио», изданными ныне на английском языке, причем такими даже, каких я не слыхивал в Москве.

Обед прошел на славу.

— У вас нет машины? — спросил любезный хозяин, когда мы поднялись.

— У меня нет машины.

— Вы отвечаете, как выпускник Йельского университета…

— Отчего так?

— Йельцы выгадывают время для встречного предложения: повторенный ответ дает выгоду во времени… Я подвезу вас, Джулиан, я еду на встречу с моими компаньонами. В каком отеле вы остановились?

— Я остановился в советском представительстве при ООН.

— Нет, вы явный йелец! Передайте привет Якову Александровичу Малику — он замечательный человек и великолепный дипломат.

— Спасибо. Я это сделаю с удовольствием.

Мы подошли к двери, и здесь к нам пристроился двухметровый верзила с несмываемой улыбкой и быстрыми маленькими глазами. Он открыл дверь лифта, пропустил нас вперед, нажал кнопочку с буквой «л» — «лобби», то есть «вестибюль», и лифт мягко обвалился с тридцатого этажа.

Я чувствовал себя несколько неудобно, оттого что мой хозяин, заявивший себя во время обеда таким воспитанным человеком, не представил нас друг другу: верзила улыбался добро и, как мне казалось, неуверенно.

— Это Пол, — словно бы поняв меня, сказал любезный хозяин. — Он работает в несколько экзотической должности. Он — мой телохранитель.

— Хау ду ю ду. — Верзила протянул огромную руку; на мгновение улыбка сошла с его лица и в глазах появилось особое выражение: так игроки рассматривают лошадей на ипподроме.

Верзила пропустил нас, мы вышли из лифта, но каким-то чудом он оказался впереди; улыбка по-прежнему озаряла его лицо; глаза снова были оловянными — глаза человека, который выборонен в своих наблюдениях, которого не интересует красота женщины или уродство мужчины; он натренирован лишь на движение — резкое, падающее, когда выхватывается пистолет и грохочут выстрелы.

В машине, не смущаясь присутствием верзилы, мой хозяин объяснил:

— Раньше я приглашал телохранителя, когда заключал особо выгодную сделку. Мафия наверняка знала об этом и старалась войти со мною в контакт, чтобы обложить данью. Сейчас люди мафии не ждут выгодных контрактов — они расширяют сферы своего влияния «порайонно», у них, мне сдается, есть карты города, словно в полиции; там постепенно закрашиваются целые районы: «охвачено», «приручено», «прижато». Ныне телохранитель потребен ежедневно, ибо между мафиози началась невероятная драка за лидерство, слишком многих они взяли в кулак, слишком велики барыши, а кто ж откажется от барыша: «если не ты — тогда тебя». Между ними идет драка, и это обязывает их организацию вести еще более «планомерную» работу по рэкету и шантажу… Как-то, знаете ли, в газетах появились статьи о том, что две компании решили объявить мне войну. На следующий день ко мне пришел господин, похожий на гинеколога, осведомился о здоровье моей кузины — та действительно тяжело болела в Париже, посетовал на ее лечащего врача — а тот и вправду поставил неверный диагноз — ничего работает служба информации, а?! — и, заметив мое нетерпение, сказал: «Сэр, меня уполномочили передать, что ликвидация ваших врагов будет стоить пятьдесят тысяч долларов. Деньги перешлете после того, как люди, посмевшие шельмовать вас, окажутся в морге: мы работаем на доверии».

— Это — серьезно?

— У нас не принято вносить несерьезные предложения… Недавно один мой знакомый закончил карьеру бизнесмена, приняв такое предложение.

— То есть?

— То есть он оказался идиотом. Он попал в ситуацию, подобную моей. Но он вдвое моложе меня и поэтому не научился великому искусству проигрывать… Молодые очень боятся терять. А это глупо: всякая потеря неминуемо компенсируется, мир построен на законах компенсации, иначе нельзя, перекувырнемся… Так вот, он принял предложение мафии, его конкурента шлепнули, но, видимо, мафию перекупили люди убитого, и в прессе началась шумиха. Доказать-то, конечно, ничего нельзя, но бросить пятно, причем пятно несмываемое, можно.