Юлиан Семенов - ...При исполнении служебных обязанностей. Каприччиозо по-сицилийски [Романы]

— Каюсь, Павел Иванович, каюсь! Беру свои слова назад! Да здравствуют журналисты и писатели!

— То-то, — рассмеялся Струмилин, — теперь я удовлетворен. Между прочим, хотите, в завершение я вам стихи прочту? Тихонова Николая Семеновича.

— «Сагу о журналисте»? — спросил Богачев.

— Умница, — сказал Струмилин, — умница, Паша. Кто еще эти стихи знает?

— Ждем стихов, — сказал Аветисян.

Струмилин погасил папиросу, откашлялся и начал читать:

На острове Морозова ждала радиограмма. Он прочитал ее, улыбнулся и сказал:

— Разрешили все-таки…

Он просил разрешить ему и Сарнову несколько дней посидеть на льду для того, чтобы всесторонне изучить работу ДАРМСов. Ему разрешили, предложив перелететь на станцию «Наука-9», где все океанологические работы подходили к концу. Морозов должен был провести на льдине, «принадлежащей» «Науке-9», неделю, а потом вместе с тамошними зимовщиками уйти на материк. Вывоз полярников на материк с «Науки-9» возлагался на летчиков, работавших на «ИЛ-14».

— Расстаемся, Павел Иванович, — сказал Морозов, — спасибо вам.

— Ерунда.

— Мы очень здорово поставили эти два ДАРМСа.

— В следующем году еще поработаем, мне тоже очень приятно было с вами летать.

— Пойду попрощаюсь с вашими людьми.

— А я — с вашими. Вот вам и челночный полет, совсем как в сорок четвертом.

В ту же ночь экипаж Струмилина получил задание взять на острове груз и перевезти его на станцию «Северный полюс-8». Богачев этому очень обрадовался.

— Мне кажется, что на полюсе все должно быть иное, — сказал он Броку.

— На полюсе все так, как и здесь.

Струмилин рассердился:

— Нёма, если человек может удивляться и радоваться, ему надо завидовать. На полюсе все действительно не так. Там все иначе. Все. Не верь Нёме, Паша. Он старый полярник, ему ничто не в новость. Мне жаль его — он разучился удивляться.

— Пусть удивляются поэты, — усмехнулся Брок, — им это идет на пользу.

Струмилин сказал:

— Нёма, в вас умирает прекрасный критик. Поэтому именно вам сейчас придется пойти к Кассину и взять у него для зимовщиков штук шесть хороших фильмов.

Брок засмеялся и пошел к Кассину, начальнику здешней зимовки — маленькому черному человеку, страдающему непонятным дефектом речи. Он начинал фразу громко, а заканчивал ее шепотом и невнятно.

Брок заглянул к нему в комнату и сказал:

— Мы идем на полюс, к ребятам. Дайте штук шесть фильмов, а мы вам что-нибудь привезем от них в обмен.

— Какие вы хоти-те заать?..

Последнее слово, сказанное шепотом, означало «забрать».

— Хорошие.

— У нас все-е хоошшее…

Здесь последнее слово означало «хорошие».

— Какие? — переспросил Брок, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Хорошие! — прокричал Кассин. — Отличные советские фиимы…

Он смог выкрикнуть только первые три слова, а на слово «фильмы» у него уже не хватило пороху, и он пробормотал его невнятно и, как обычно, шепотом.

Брок выбрал шесть фильмов. Он выбрал «Чапаева», «Карнавальную ночь», три детектива и последний, только что переведенный на узкую пленку, — «Римские каникулы». Брок знал, что Струмилину очень нравился фильм «Римские каникулы», и поэтому он захватил его. Броку казалось смешно, что Струмилину мог по-настоящему нравиться этот фильм.