Этой же ночью Довчин, никем не замеченный, уехал из монастыря.
Кургузый тайджи ввалился в юрту хамба-ламы, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть. Уставившись пьяными глазами на хамбу, заплетающимся языком приветствовал его, но настоятель не удостоил Дамирана ответом. Сделав неверный шаг вперед, тайджи чуть не упал. Он стоял, балансируя и хватаясь растопыренными руками за воздух.
— Наставник не хочет меня видеть, я уйду.
— Сядь, где стоишь, Дамиран, — брезгливо поморщился хамба-лама. — Где это ты так налакался, негодник? У нас работы невпроворот, мы не спим ночами, а он заливает вином свое нутро.
Дамиран сел возле двери, прислонившись спиной к косяку, и засопел.
— Эй, Дамиран. Ты зачем пришел? Так шляешься? Или дело какое есть?
Тайджи открыл глаза, виноватым осоловелым взглядом обвел юрту и запричитал, подавляя икоту:
— Я стал никому не нужен. Все у меня из рук валится, и божества покинули меня.
— Прекрати распускать нюни. Мужчина не должен падать духом, это дурное предзнаменование. Говори, что произошло?
— Зачем пожаловал?
— С прошлого года удача мне изменила, теперь все в этом мире против меня. Если б я мог, то хоть сейчас бы ушел в страну спокойствия!
Размазывая грязными руками слезы по морщинистому лицу, пьяный тайджи, словно обиженный ребенок, жаловался на свою судьбу. И вдруг, встав перед хамбой на колени и уцепившись за полы его дэли, завопил истошным голосом, переходя на визгливые ноты:
— Наставник! Учитель наш милосердный! Помолись за меня бурхану, скажи ангелам-хранителям, чтобы они меня не покидали. Очисти мои грехи! Воскури фимиам! Жизни не пожалею…
— Закрой рот! — грубо оборвал его хамба, испугавшись, как бы кто не услышал вопли Дамирана. — Что орешь как полоумный? Время неспокойное, не приведи бурхан, услышит кто-нибудь. Расскажи по порядку, зачем пришел? Что тебе нужно?
Грубость, которой Дамиран никогда прежде не слышал из уст светлейшего хамбы, отрезвила его.
— Два года назад, когда я составлял по вашей просьбе послание японцам, вы, кажется, совсем не так обращались со мной. Изо всех сил я усердствовал на поприще возрождения старых обычаев и порядков и надеялся внести свой посильный вклад в дело спасения нашей религии. Конечно, у меня были промашки, не спорю. Но я всегда был до последнего седого волоса предан вам, наставник. А теперь вы приблизили к себе этого Балдана и печетесь только об его удаче, день и ночь читая молитвы и прося всесильных ангелов-хранителей покровительствовать ему. Разве это не правда? Отвечайте, наставник! — В сердце старого Дамирана, отвергнутого хамбой, заговорили ревность и зависть к успехам Балдана, к его влиянию, которое он с некоторых пор начал оказывать на хамбу.
— Успокойся, тайджи! Если уж к тебе в душу закрались мысли о собственной никчемности, то удачи тебе не видать совсем. Я благословлю тебя, воскурю фимиам и очищу от всех грехов. Ты сильный человек и должен подавить в себе эту слабость.
— Освяти меня! Освяти скорее! Я еще докажу, на что способен!
Настоятель усадил Дамирана на тюфяк, подал ему чай и кое-какую еду, сам подсел к жертвеннику и начал вполголоса бормотать тарип, зажмурив глаза и раскачиваясь в такт заклинаниям, из которых тайджи не понимал ни слова.
«О! Милосердный хамба! Он борется со злыми силами, призывая ко мне спасителей небесных. Он возвратит мне удачу». Старый Дамиран продолжал сидеть в неудобной позе, боясь пошевелиться и поглубже вздохнуть, дабы не помешать настоятелю вести разговор с божествами.

— Да освятится чело твое! Сейчас я погадаю и узнаю, в чем причина твоего невезения.
— Наставник наш всемогущий, силою твоих молитв возликовала душа моя. Добродетели твоей нету границы, милосердный! За твое добро отплачу сторицей. Открою душу свою перед наставником, ничего не утаю. Каюсь, грешный, позавидовал Балдану, убить его держал в своих мыслях.
— Это не угодно бурхану, ибо Балдан — его посланец, пекущийся о нашем спасении. Его любить и беречь надобно. Вот за это ты и был наказан бурханом, отвернувшим от тебя удачу!
Хамба-лама положил на ладонь маленькие сандаловые кубики со значением, накрыл их другой ладонью и встряхнул несколько раз, бормоча под нос заклинание, потом открыл потрепанную рукописную книгу в матерчатом переплете, перелистал несколько страниц, поглядывая на кубики, и ладонью провел по лицу.
Читать дальше