Марина Серова - Талисман царя Дария

Наконец, по всей видимости, наступил момент для бомбы. А то еще двое собрались уходить. А нам лишние свидетели не повредят.

– Давай… – я ткнула Светлану в бок большим пальцем.

Светлана кашлянула и решилась начать.

– Все бы хорошо, только вот жаль – дедушкин медальон пропал.

Да, не очень складное начало. Все-таки работа диктора на телевидении – дело непростое. Это уж точно.

У непосвященных от этого сообщения вытянулись лица. У посвященных сдвинулись брови.

– Как пропал? Когда?

– Это что, недавно?

– Да, во время похорон держи ухо востро. Что-нибудь да пропадет.

– А что за медальон-то?

Остальные тирады я просто не запомнила. Но, я думаю, и так ясно, что за столом царила атмосфера возмущения.

Я пыталась проследить за реакцией всех и каждого, но мой взгляд постоянно возвращался к Георгию. Он тоже принял участие в обличении.

– Вот ведь мерзавец, сукин сын! Кто бы он ни был! Так омрачить память близкого нам человека! Узнать бы, кто это, я бы с ним разобрался!

Это уж точно, разобрался бы. Чего стоят ваши разборки, мы уже знаем.

Присутствующие продолжали громко обсуждать происшедшее, когда в комнату вошла Мария Васильевна.

Бедная Мария Васильевна. Ей даже некогда посидеть за столом вместе со всеми. Она обвела всех светлым взглядом и произнесла:

– Не надо шуметь. Емельян Петрович этого бы не одобрил. Что сделано, то сделано. Бог на небе все видит, он и поставит все на свои места. А вы кушайте и не вспоминайте больше о пропаже. Вещица пустяковая, денег больших она не стоит, так что не надо об этом.

Все молчаливо согласились, только Георгий попытался что-то сказать о ценности пропавшей вещицы, но быстро замолк.

Из-за стола поднялся Игорь.

– Мне что-то нехорошо, я пойду на свежий воздух.

И он вышел из комнаты.

Это прозвучало для всех как сигнал расходиться. Женщины остались наводить порядок, а мы со Светланой оделись, попрощались с Марией Васильевной и поспешили уйти.

Пройдя немного по темной улице, мы остановились и стали обсуждать увиденное и услышанное.

– Каков мерзавец! – принялась бушевать Светлана. – Так нагло и беспринципно лгать при всех!

– Ты думаешь, не при всех он будет лгать по-другому?

– Ведь все же есть у мужика! Чего еще надо?! Сколько же можно иметь денег? Все мало, что ли?

Выходит, мало.

– Ну и как мы его будем выводить на чистую воду?

– Кого?

– Георгия, конечно. Не меня же?

– Кстати, ты такая же подозреваемая, как все остальные.

Светлана открыла рот.

– Как?..

– А что, у тебя тоже есть все основания взять да и стибрить медальон.

– Ну знаешь…

Светлана повернулась и пошла прочь.

– Да погоди ты, я пошутила!

– Шути с кем угодно, только не со мной. Мне уже давно не до шуток.

– Все равно остановись. Я хотела сказать, что мы можем ошибаться.

– Ошибаться? Да ты что! У него же на роже написано: хватать и бежать.

– Ну, это ты загнула. Ничего такого у него не написано. А потом, доказать будет трудно, а без доказательств обвинять нельзя. Даже в кругу своей семьи.

– Мы пойдем к нему домой!

– И что же? Будем просить: дяденька, отдайте нам медальончик?

– Он у него дома!

– Не обязательно. А может, на работе, в сейфе? А может, у друга в гараже? Где делать обыск? Ну, допустим, медальон у него дома. Организуем кражу со взломом или как? Придем с металлоискателем? Или с собакой, знающей запах золота? Только я не уверена, что медальон золотой. Тогда бы ему место было не рядом с медалями и орденами, а среди обручальных колец и золотых украшений.

Светлана молчала.

– А что же делать?

– Давай так. Мне надо подумать и все основательно взвесить. Все «за» и «против». Тогда я скажу, что нам следует предпринять.

Светлана помолчала, а затем согласилась.

Второй день моего расследования был закончен.

Жано открыл глаза и потянулся на постели. Несмотря на полуденный сон, он чувствовал себя совершенно разбитым. Впору бы вновь закрыть глаза и забыться на некоторое время. Не хотелось абсолютно ничего – ни есть, ни пить, и жизнь ничем не радовала. Да и чем она будет радовать, если в доме ни гроша, хозяин выгнал прочь, жена готова задушить Жано собственными руками, а у голодных ребятишек нет сил даже на то, чтобы плакать.

Жано повернулся на другой бок. А и черт с ними! Пусть сами думают, как жить дальше. Анна небось на площади с детьми, клянчит милостыню. Впрочем, кто им подаст?!

Сквозь дрему он услышал громкие голоса на улице, топанье ног по узкой скрипучей лестнице, а затем стук в дверь: