Константин Тенякшев - Прошлое бросает тень

- Да просто так …

Ивана это не удовлетворило, а потому, поймав в коридоре Викентия Лукича, он поделился своими наблюдениями.

- Повышение тебе, наверное, предстоит,- развел руками главбух,- а женщины, как водится, первыми пронюхали, вот и разглядывают.- И он засмеялся, не разжимая тонких губ. Потом похлопал Ивана по плечу.

- Ты не обращай внимания: женщины - они и есть женщины. Им всегда пища для любопытства нужна. Сегодня тебя рассматривают, завтра - меня, а там кого-нибудь еще. Знаю я этих сплетниц…

Главбух ушел. Иван махнул рукой и тоже пошел заниматься своими делами. Весь день, вызвав три самосвала, возил со станции уголь к котельной главного корпуса. И лишь когда начало темнеть, с последним рейсом вернулся, чтобы оформить документы. В здание он вошел со двора-так было ближе. Поднявшись на второй этаж, где помещалась бухгалтерия, он остановился в маленьком коридорчике, проверяя в последний раз накладные перед тем, как сдать их. И вдруг услышал голоса, доносившиеся из-за угла,-коридорчик делал в этом месте поворот. Разговаривали две женщины. Он не обратил бы на это внимания, если б одна из них не упомянула его фамилию. Тогда Иван невольно прислушался.

- Уж мне вы можете поверить, милочка, из самых надежных источников! Я даже поинтересовалась в отделе кадров - там же моя подруга работает, вы знаете. Подняли тихонечко его личное дело, заглянули. И вы представляете - все годы отмечены, а трех в его трудовой книжке как не бывало!

По голосу Иван узнал Аиду Прокофьевну, бухгалтера, носатую женщину неопределенных лет, с которой ему приходилось сталкиваться почти ежедневно: все наряды, накладные и другие его документы проходили через ее руки. У Ивана все внутри замерло и похолодело. Вот оно, чего он так боялся! Узнали, раскопали…

А бухгалтер между тем продолжала:

- Просто уму непостижимо, как это наш инспектор по кадрам мог его принять?! Или он не смотрел его документов?

Но этого быть не может: он такой аккуратист! .. Ну, я понимаю, могли взять этого человека… э-э, так сказать, на перевоспитание. Но брать на должность коменданта! В голове не укладывается: кота поставили стеречь мясо. Что вы на это окажете?

Ноги сами поворачивали к выходу на лестницу. Но бессознательное желание выслушать свой приговор до конца удержало Ивана.

Заговорила другая женщина. Голос ее звучал очень тихо: - Если это так, Аида Прокофьевна, то очень печально. Но честно говоря, все-таки в душе я с вами не согласна.

Вот как сейчас его вижу: скромный, застенчивый, может, немножко неразвитый по сравнению с нашей университетской публикой… однако - он не преступник: у него очень добрый взгляд… Пусть даже этот человек участвовал когда-то в краже.

«Верно!»- прорываясь сквозь горечь происходящего, сказал в Иване внутренний голос, и чувство признательности к своей защитнице шевельнулось в глубине его души. Теперь он уже не мог уйти не дослушав. Кто-то обжаловал приговор, с которым он готов был согласиться.

- … Кроме того,- простите, может, это покажется вам странным - на месте инспектора по кадрам я могла бы сама, понимаете, сама взять именно такого человека, именно на такую должность. Мне всегда хочется не только видеть, но и будить в людях хорошее. И мне всегда казалось, что доверие даже помогает делать хороших людей. Макаренко, например, описывает, как однажды он доверил бывшему вору большие деньги …

- Мало ли чего писатели не выдумывают!- недовольно сказала бухгалтер.

- Макаренко не столько писатель, сколько педагог и воспитатель трудовой колонии,- словно извиняясь, пояснил тихий голос,- и в своих книгах он почти ничего не выдумывал.

- Нет, милая,- прервала Аида Прокофьевна,- писатели-воспитатели могут говорить все, что им угодно, э вы вот попробовали бы ежедневно выписывать собственной рукой материальные ценности вору!

- Бывшему … если даже это так,- несколько громче возразила собеседница, и тогда Иван узнал голос библиотекаря.

- Я удивляюсь, как вы не поймете. Я теперь вынуждена даже свою сумочку запирать в стол.

Женщины продолжали спорить. Иван, наконец, опомнился: осторожно ступая, пошел обратно по коридору.

Ему никого не хотелось видеть, и он вышел, как и вошел, через черный ход. Постоял во дворе, потом бесцельно направился на улицу. Ранний зимний вечер встретил его яркими огнями фонарей и морозным, пробирающимся под пальто ветерком. Легкая дрожь прошла по спине Ивана и заставила его очнуться. Куда идти? Домой? Там скоро придет с работы Маша, конечно, заметит его настроение, начнет допытываться, в чем дело … А разве ей расскажешь, что гнетет душу? Как она поймет, если не знает, что такое клеймо, черное пятно, которого не отмыть. Откуда еи знать, как ранит в самое нутро косой взгляд еще вчера приветливого человека? .. Или - поймет? Она ведь немало пережила из-за него. И на нее, верно, косились: вот, мол, жена заключенного, муж в тюрьму за кражу сел. А если и поймет, то к чему это? Ворошить старое, будоражить старую боль …