Алексей Мальцев - Тайна речного тумана

В общем, алиби у Жоры нет. Свидетельских показаний о странном его поведении ночью – больше чем достаточно. Как ни крути, он – кандидат в Невидимки номер один.

Петр поймал себя на мысли, что невольно пытается вывести супругу из-под удара. Хотя следовало быть беспристрастным.

«Хорош гусь! – прозвучало в голове. – Как с Лизаветой переспать, так пожалуйста, а тут удар смягчить пытаешься. Главный удар для нее – это произнесенная тобой за завтраком новость. Неужели не понятно?»

Что сказать про Михася Трегубова?

Главный хохмач всего потока. Может какую-нибудь банальность так завернуть, что обхохочешься. Вроде и сегодня не утратил этих качеств. Гитарист, игрок. Как оказалось, не только в покер, но и на бильярде.

Если бы не его слова о Лизаветиных позвонках, которые он пытался пересчитать на палубе, то придраться было бы не к чему. В остальном его поведение – естественное, он вписывается в образ ревнивого, не слишком обремененного этикетом мужлана. Где надо – рефлексивен, где требуется – скрытен, в меру подвержен алкоголю. А кто сейчас не пьет?

Интерес к позвонкам вполне объясним профессией. Мануальный терапевт, по идее, определяет на ощупь уровень поражения позвоночника, снимает мышечное напряжение не глядя.

Выходит, ничего предосудительного Михась не сказал. Ну, возжелал Лизавету, а речь о ее позвонках – лишь повод, чтобы затащить в постель. Просто у Хмельницкой после этого вырезали позвонок, и в этом свете фраза мануальщика приобрела зловещий смысл. Но вкладывал ли он его изначально там, на палубе?

Что касается алиби Михася, оно понадежней, чем у некоторых. Они квасили с Царем практически до утра. Лишь однажды Михась отлучился за хлебом. Примерно на полчаса. Хлеба так и не нашел, зато увидел, как Рябухин в мужском туалете драит пол. Повода не верить ему у Петра нет.

Есть, конечно, крохотный шанс, что они вдвоем с Глебом сговорились и укокошили обоих – и Матараса, и Лизавету, создав друг другу алиби. Но как тут проверишь?

Кто остался? Царегородцев.

В институте они мало контачили: Глеб слыл нелюдимым, замкнутым. Не замечал Петр, чтобы Царь какое-то внимание в те годы уделял Элле, даже малейшего повода для ревности не припомнит. Более того, сама Элла о Царе отзывалась крайне негативно, откровенно недолюбливала. В этом свете его вчерашнее желание ни с того ни с сего ухлестнуть за бывшей супругой Петра выглядело зигзагом молнии на ночном небе, а последующая необъяснимая капитуляция не вписывалась в институтские стереотипы. Петра так и подмывало найти объяснение этому в криминальных событиях, развивающихся на теплоходе, связать их с поведением Царя. Но – не получалось.

После пятого курса Царегородцев подал на хирургический поток, их пути таким образом разошлись. За время работы до Петра доходили слухи, что Глеб женился, развелся, прошел специализацию по урологии, но личных встреч не припомнит ни одной. И тот факт, что Царь вдруг «нарисовался» на встрече выпускников, его очень удивил, и не только его – многих.

Причем нарисовался «упакованным» – со своей выпивкой и закуской, – такой душевной широты за ним никто не помнил. Неужто он настолько за эти годы изменился? Может, причиной всему – кризис среднего возраста? Эти разговоры про песок, уходящий сквозь пальцы, про переоценку ценностей… Человек начал ценить то, на что раньше не обращал внимания. Мелочи, нюансы, полутона… Неужели такое случается в жизни? Или все же дело в другом, более приземленном, о чем Петр пока даже не догадывается?

В отношении алиби Царя – Петру не давали покоя те самые полчаса, в течение которых в его каюте отсутствовал Михась. Почему Царь не сказал про эту паузу? Понадеялся, что и Михась промолчит? Более того, Царегородцев даже бравировал тем, что недолюбливал Матараса, апеллируя к безупречному алиби. Дескать, мне бояться нечего. А на поверку оказалось – в алиби прореха, и нешуточная.

За рассуждениями об однокурсниках Петр не заметил, что давно сидит на палубе, прислонившись спиной к простенку между читальным салоном и каютами первого класса. И сидит-то, пардон, на заднице! Уж не рехнулся ли он в реальности? Скорее всего, сначала сидел на корточках, потом подошвы начали скользить, и колени понемногу выпрямились. А он, будучи увлечен размышлениями, этого не заметил.

Нельзя сказать, что проходящие мимо матросы на него не обращали никакого внимания, а вот только что вышедший на палубу Михась озадачился конкретно и даже попытался помочь ему подняться: