Агата Кристи: Лампа

***

- Он действительно выглядит очень приветливым, верно, папа?

Миссис Ланкастер с явным удовольствием осматривала свои новые владения. Яркие коврики, тщательно отполированная мебель и множество нарядных безделушек совершенно преобразили мрачные комнаты.

Миссис Ланкастер обращалась к сухощавому, чуть сгорбленному старику с утонченным отрешенным лицом. Мечтательно-рассеянный мистер Уинберн совсем не был похож на свою рассудительную и на редкость практичную дочь.

- Да, - ответил он с улыбкой, - не одно привидение, должно быть, гостило в этом доме.

- Папа, не болтай ерунду. Хотя бы сегодня, в первый день.

Мистер Уинберн снова улыбнулся.

- Ну хорошо-хорошо, моя дорогая, так и договоримся: никаких привидений.

- И, пожалуйста, - продолжала миссис Ланкастер, - не говори ничего Джеффу. Он такой впечатлительный...

Речь шла о маленьком сыне миссис Ланкастер, соответственно, внуке мистера Уинберна. А отца у него не было - муж миссис Ланкастер недавно умер.

Снаружи зашелестел дождь, тихонько постукивая по оконным стеклам: кап-кап, шур-шур.

- Послушай, - сказал мистер Уинберн, - очень похоже на шаги?

- Больше похоже на дождь - сказала миссис Ланкастер с улыбкой.

- Но это.., это чьи-то шаги! - воскликнул ее отец, снова прислушиваясь.

Миссис Ланкастер громко расхохоталась.

Старому джентльмену ничего не оставалось, как тоже рассмеяться. Они пили чай в холле, и мистер Уинберн сидел спиной к лестнице. Но теперь он даже развернул свой стул так, чтобы видеть лестницу.

По ней как раз спускался маленький Джеффри, спускался не по-детски медленно, явно испытывая благоговейный трепет к этому таинственному дому. Одолев наконец все ступеньки - а они были из гладко отполированного дуба и без ковровой дорожки, - он остановился рядом с матерью. Мистер Уинберн слегка вздрогнул. В то время как его внук уже шел по полу, он отчетливо услышал звук других шагов - на ступенях. Причем это были шаги человека, которому идти очень трудно, и он еле волочит ноги. Мистер Уинберн скептически пожал плечами. "Дождь, конечно, дождь", - подумал он.

- Бисквитное печенье, - мечтательно произнес Джефф, не сводя глаз со столь аппетитного объекта. Миссис Ланкастер поспешила придвинуть вазочку с печеньем к его чашке.

- Ну, сынок, как тебе наш новый дом?

- Здоровский! - ответил Джеффри с набитым ртом. - То, что надо.

Сделав это заявление, которое, несомненно, означало наивысшую похвалу, он замолчал, сосредоточившись на том, чтобы поскорее умять печенье. Проглотив, не разжевывая, последний кусок, он разразился речью:

- Ой, мамочка! Джейн говорит, здесь есть чердак. Можно я туда полезу, прямо сейчас, а? Там, наверное, есть потайная дверь. Джейн говорит, что нет, а я думаю, есть. Трубы там точно будут, трубы с водой - можно я с ними поиграю? И еще - можно мне посмотреть паро... паровой котел? - он с такой мечтательной растяжечкой произнес это слово, что его дедушке стало даже немного не по себе. Потому что этот безоглядный детский восторг вызвал в его воображении лишь омерзительное воспоминание о едва теплой воде в ванне и кипах счетов от водопроводчиков.

- Чердаком мы займемся завтра, малыш. А сейчас неси-ка сюда свои кубики. Из них можно построить замечательный дом или паровоз.

- Не хочу строить паровод.

- Паровоз, - поправил его дед.

- Ни паровоз не хочу, ни дом.

- Тогда построй паровой котел, - тут же нашелся мистер Уинберн.

Джеффри просиял.

- Вместе с трубами?

- Да, побольше труб.

Джеффри, счастливый, побежал за кубиками.

Дождь за окном все не унимался. Мистер Уинберн снова напряг слух. Ну конечно же это был шум дождя! Но до чего же похож на шарканье...

Ночью ему приснился странный сон. Будто он гуляет по городу, по большому городу. Но на улицах почему-то только дети, толпы детей, и ни одного взрослого. Мистеру Уинберну снилось, что все они ринулись к нему, чуть ли не в один голос крича: "Ты привел его?!" И там, во сне, он понял, о ком речь, и печально покачал головой. Тогда дети с горькими рыданьями разбежались.

...В этот момент он проснулся, но рыдания все еще звучали в его ушах. Через пару минут он окончательно стряхнул с себя сон, но плач не утихал. Мистер Уинберн вспомнил, что спальня Джеффри этажом ниже, тогда как эти надрывающие душу детские рыдания доносились сверху. Он сел и чиркнул спичкой. Рыдания сразу прекратились.

***

Мистер Уинберн не стал рассказывать дочери про свой сон и про его продолжение, хотя был убежден, что ему вовсе не почудилось и что действительно кто-то плакал. Чуть позже, днем, он услышал это снова. Ветер завывал в камине, но эти тихие стоны и всхлипывания, различимые в завываньях, могло издавать только живое существо - это был плач ребенка, горький и безнадежный.