Геннадий Сорокин - Смерть со школьной скамьи

— Я уважаю твое мнение, Андрюша. Я преклоняюсь перед твоей логикой. Я поверю в твою версию, если ты объяснишь мне один момент.

Я и Журбина в упор посмотрели друг на друга. У Валентины Павловны были красивые зеленые глаза. Наверное, в молодости изумрудный блеск ее лукавых глаз свел с ума немало мужчин, но много-много лет прошло, и глаза ее стали холодны, как осколки пивной бутылки на льду.

— Предположим, — Журбина первая прервала молчание, — все было так, как ты меня убеждаешь: Вьюгин поговорил с Лебедевой и ушел. Потом к ней забежал наш человек, потом пришел ты. Скажи, откуда в квартире Лебедевой появился убийца и куда он делся потом?

— Человек в японской куртке…

— Забудь про него! — жестко перебил меня Валерик. — В японской куртке к Ленке заходил мой сын. Ему пятнадцать лет, он пистолет видел только на картинке.

— Ну как, Андрюша, нечем крыть? — вглядываясь мне в глаза, спросила Журбина. — Будешь искать отгадку, откуда появился убийца и куда он исчез?

— На фиг надо! Рад был с вами познакомиться, Валентина Павловна. Валера, пока!

«Может быть, они все врут? — размышлял я. — Может быть, это сама Журбина застрелила Ленку, теперь мне лапшу на уши вешает, что человек в куртке с капюшоном — это их пацан? Интересно, какие у нее отношения с плешивым толстячком Валериком? По разговорам — они сожители, но у Валерика есть сын, который выполняет указания Журбиной… А ноги у Валентины Павловны крепкие! Я видел, как она через лужу перепрыгивала на кладбище: как козочка молодая, скок, скок! Может быть, это ее Полина Александровна за парня приняла, в капюшоне-то лица не рассмотреть? Но какой у нее мотив убивать Лебедеву? Пока неизвестно».

Во дворе многоэтажного дома мальчишки играли в «палки-банки». Один из них промазал по пирамидке, и его бита едва не попала мне по ногам. Я погрозил пацанам кулаком, они виновато развели руками, мол, мы не виноваты: двор маленький, играть негде.

Я похлопал себя по груди, проверил, на месте ли блокнот Лебедевой.

«Блокнот Николаенко мог обнаружить где угодно: на месте убийства Лебедевой, в ее комнате в общежитии, даже в квартире у ее родителей. Блокнот маленький, его можно от понятых или коллег незаметно положить в карман. А дальше? Зачем Игошин хотел подбросить блокнот в одежду Вьюгина? Опа! Он хотел положить блокнот в повседневный китель Сергея Сергеевича и привязать этот китель, со следами пороха на рукаве, к квартире Лебедевой. Умно! Если бы не Журбина, я бы не сразу протянул логическую цепочку от блокнота к следам пороха на кителе. Вот что значит — у женщины были мужья-милиционеры! Правда, одного из них она ликвидировала руками Николаенко, а второй где-то сам сгинул. А дочь осталась. Интересно, дочка такая же красивая, как мать в молодости?»

Погруженный в свои мысли, я незаметно для себя пришел на почту. На стенде с информацией для посетителей висел плакат с Брежневым, призывающим к борьбе за мир во всем мире. Этот плакат вернул меня к действительности.

«Везде Брежнева уже со стендов сняли и поменяли на Андропова, а у них все еще Леонид Ильич рукой машет. Застойная контора — советская почта».

Получив бандероль размером с обычную тетрадь, я пошел в райотдел. Другого места для вскрытия посылки мне просто на ум не пришло. Если в ней доллары, то я вызову дежурного по РОВД к себе в кабинет, и мы составим акт об обнаружении в почтовом отправлении запрещенной к свободному обращению в СССР валюты иностранного государства. Какие ко мне могут возникнуть вопросы? Да никаких! Я в эту бандероль доллары не прятал.

В райотделе меня встретил Литвиненко.

— Ты не знаешь, — поинтересовался он, — а где все инспектора? Ни одного на этаже нет.

— На участках работают, — я, как заправский шпион, «украдкой» осмотрелся по сторонам и тихо-тихо сказал новому начальнику: — с агентурой встречаются .

— Да-да, я знаю, — так же тихо ответил Литвиненко. — Лаптев, вы в следующий раз об этом в коридоре не говорите. Мало ли кто нас услышать может.

Закрывшись на ключ в кабинете, я осмотрел бандероль. Снаружи она была обернута толстой почтовой бумагой и перевязана упаковочным шпагатом. Сургучная печать не нарушена. Адрес отправителя был вымышленный: я точно знал, что на улице Урицкого нет дома номер 128. Имя отправителя мне ни о чем не говорило. Все надписи на бандероли были сделаны рукой Лебедевой.

Под бумажной оболочкой оказались записка и обыкновенная общая тетрадь в полиэтиленовой упаковке. Края полиэтилена были аккуратно запаяны утюгом. Я разодрал внутреннюю упаковку, бегло пролистал тетрадь. Внутри ее было только одно вложение — фотография на уже знакомую мне тему «свадьбы» Лебедевой с двумя мужчинами, но на этом снимке она стояла на покрытом бархатной скатертью табурете, опустив руки мужчинам на плечи.