Юлия Шилова: Я убью тебя, милый

— Ну что, девочки, может, по стопочке? — предложил Кирилл и разлил коньяк по рюмкам.

Я чувствовала, что мне уже хватит, но не могла остановиться. Надев блузку, подошла к складному столику, взяла свою рюмку и громко сказала:

— Я хочу произнести тост!

— Я смотрю, ты многому в Москве научилась, — ухмыльнулся Макс. — Тост она хочет произнести! Что-то раньше ты особым красноречием не отличалась. Это ты, наверное, своим клиентам говоришь, когда они суют баксы тебе в трусы и наливают стакан водки?

Я не пью водку, — спокойно ответила я, глядя ему в глаза. — И я не стыжусь того, что в мои трусики или лифчик суют деньги. Я принимаю это как благодарность, как вознаграждение за свой труд. Да, я танцую в стриптизе, но я отнюдь не считаю, что моя профессия хуже других. Напротив, я горжусь ей. Москва— не простой город, приезжих там не любят. В Москве выживают только сильнейшие. Слабые не выдерживают, сходят с дистанции и возвращаются домой, где для них всегда найдется тарелка супа и теплая кровать. Я смогла удержаться в Москве, но не потому, что трахаюсь с клиентами. Я умею танцевать, я специально этому училась. Я не стриптизерша. В моей трудовой книжке есть запись: «Принята на работу в ночной клуб на должность танцовщицы». Публика любит смотреть, как я танцую, и мне это доставляет удовольствие. Я горжусь тем, что за свое искусство получаю деньги, Максим!

— Дура ты, нормальному человеку, если он выступает на сцене, в кайф получать цветы!

— Мне никогда не дарят цветы, потому что я работаю в ночном баре, а не в театре, и там совершенно другая публика. Если бы мне дарили цветы, я бы не смогла ими накормить свою семью. А теперь я все-таки скажу тост. Давайте выпьем за то, чтобы нам не приходилось заниматься тем, к чему не лежит душа, чтобы мы не рисковали своей драгоценной свободой и не совершали греховные поступки, чтобы жизнь не заводила нас в такие тупики и лабиринты, из которых нельзя выбраться, чтобы люди, которых мы давно уже не любим, отпускали нас с миром и давали нам право на собственную жизнь. Я пью за удачу, потому что без удачи не бывает счастья, а еще я пью за то, чтобы эта удача поворачивалась к нам только лицом. И пусть у каждого из нас будет свой шанс ухватить счастье за хвост, главное — не упустить этот шанс, какую бы цену за него ни запросили…

— Я что-то не понял, к чему ты клонишь? — побагровел Макс.

— Все, что я хотела сказать, я уже сказала, повторять не буду, надеюсь, до тебя дойдет.

Почувствовав легкое головокружение, я поставила рюмку на стол и поплелась в глубь леса.

— Ты куда? — крикнул мне вслед Максим.

— По нужде, — отмахнулась я от него.

— Вот черт, не надо было столько пить!

Желудок неприятно ныл, голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Заметив небольшой ручеек, я села на землю, вытянув ноги. Перед глазами стоял Макс. Как же он мне надоел! Не человек, а скотч какой-то, прилип так, что не отдерешь. По щекам потекли слезы. Верно говорят: когда напьешься, водка плакать начинает, только я пила не водку, а коньяк, впрочем, какая разница что пить. Странно, что от такой жизни я еще не превратилась в алкоголичку. Выйти замуж за это ничтожество и потратить на него целых три года! Сколько еще тянуть лямку — никому не известно. Ха! Мы собрались его убить! Да я заранее знаю, чем закончится сегодняшний пикник: доедим это чертов шашлык, допьем коньяк и разойдемся по домам. Никто и пальцем не дотронется до моего мужа! Никто, ни Верка, ни Кирилл и уж тем более ни я. Все мы храбрецы, но только на словах, а на деле у нас ничего не выйдет. Кишка тонка, как по поводу и без повода любит повторять Максим. Дома он хорошенько меня поколотит и ляжет спать, а я прореву всю ночь, уткнувшись в подушку, а рано утром замажу свои фингалы и поеду в Москву. В Москве живет Глеб. Я чувствую, что еще немного, и он сделает мне предложение. Вот только расхлебается с навалившимися делами. Он так говорил, я помню. Я выйду за него замуж и оставлю стриптиз. Я буду исполнять его только для Глеба, перед тем как заняться любовью. Глеб ничего не знает о Максе. Какая я дура, что сразу не призналась ему во всем, а теперь слишком поздно говорить правду. Макс не отпустит меня с миром, а Глеб не простит моего вранья. Не могу же я ему сказать о том, что все это время делила постель с двумя мужчинами… Он не поверит, что, кроме него, я никого не люблю. Если же я тайком уеду от Макса, он обязательно рванет в Москву и попытается меня образумить. Он наговорит Глебу кучу гадостей и обольет меня грязью с головы до ног. Глеб посмотрит на этого остолопа и подумает, что я точно такая же. Ведь кто-то придумал дурацкую поговорку, что муж и жена одна сатана… У меня язык не повернется сказать Глебу; что я замужем. Он точно не поймет. Он не сможет простить меня. Я врунья, обыкновенная врунья, но я не могу потерять Глеба. Я слишком долго его искала. Двадцать пять лет я прожила в нищете. Я страдала от того, что одета хуже других, крашусь дешевой косметикой, пользуюсь дешевыми духами. И все же я верила в то, что рано или поздно обязательно встречу своего принца, только он приедет не на белом коне, как в сказке, а в белом, блестящем лимузине. Именно за рулем такого лимузина я и увидела своего Глеба. Сначала я даже не могла понять: то ли мне больше нравится Глеб, то ли его лимузин.