Галина Романова - Ангел мщения

— Вообще-то я не курю, — поймала она его заинтересованный взгляд.

— А сейчас что делаете, балуетесь? — скривил он недоверчиво губы.

— Сейчас я наслаждаюсь запретным, — улыбнулась она мимолетной, странной улыбкой. — И наблюдаю. И коллекционирую.

— Что, что? Вы не в себе, что ли? — Ему захотелось уйти от этой чудной тетки непонятной внешности неопознанного возраста. — Чё коллекционировать можно здесь? Чё наблюдать?

— Наблюдаю людей. Коллекционирую чужие ошибки.

— Зачем это? — Он все же притормозил.

— Чтобы не наделать собственных. Твой отец молодец, вовремя осознал, что игра в гордость не принесет удовлетворения.

— А что же может принести ему удовлетворение? Что? Раскаяние! — он чуть не захлебнулся этим словом.

— Месть, мой мальчик. Только она поможет ему вытерпеть боль…

— Условно?! Что? Ему дали условно?

Лицо его жены, невероятно изменившееся за последние два года из-за частых косметических процедур, сделалось похоже на страшную маску. Губы, которые уже не держали форму из-за постоянных инъекций ботокса и напоминали истрепанные поролоновые валики, задергались.

— Ты! Ты ни на что не годен! Ты… Слабак! Тряпка! Твоего сына переехало пьяное быдло, умышленно, белым днем, на глазах кучи народа, а ты… Ты позволил ему выйти из зала суда!

Она не орала, нет. Она выговаривала все это тихим, до омерзения тихим голосом. Она ни разу за их совместную жизнь не накричала на него. Всегда оскорбляла тихо. Со стороны могло показаться, что его жена говорит о чем-то вежливо. Просто беседует. Но ее негромкий, вежливый речитатив был для него пыткой.

Он ненавидел ее голос. Ненавидел ее изменившуюся внешность. Ненавидел манерность, способность мило улыбаться людям, которых она тайно презирала. Он ненавидел фальшь, которой были пропитаны их отношения. С некоторых пор…

— Он раскаялся, — ответил он так же тихо.

Нет, нет, он вовсе не собирался следовать ее совету — ругаться так, чтобы не привлекать внимания прислуги, членов семьи. Просто через две двери от их комнаты располагалась спальня сына. И он еще спал. Не следовало его будить грубым криком. Парню и так досталось. А он ни в чем не виноват.

— Что?! Раскаялся? И ты… Ты, тряпка, в самом деле в это веришь?

Взметнув шелковым подолом длинного халата, его жена принялась носиться по спальне, благо разбежаться было где. Тридцать квадратных метров, не считая ниш, в которых были устроены отсеки для хранения одежды и обуви.

— Он раскаялся! Этот… — она помолчала, подыскивая нужное слово, и выплюнула, сморщив губы. — Ванька! Он не может раскаяться! Он лжет! Он притворяется! Усыпляет бдительность!

— Согласен, — кинул он, чтобы не раздражать ее еще больше и не слышать уже ее отвратительного тихого голоса. — Истины в его раскаянии может и не быть. Чего не скажешь, чтобы выйти из тюрьмы?

Он пожал голыми плечами, ощутил игру хорошей мускулатуры и тут же поймал свое отражение в зеркальной стене напротив их кровати.

Отражение ему понравилось. Он был в хорошей форме. Пожалуй, в самой лучшей своей форме за последние годы. Он с трудом, но избавился от наметившегося животика и излишне округлого зада. Обзавелся шикарным прессом, раздался в плечах. Еженедельные посещения солярия превратили его тело в мечту любой женщины. Так утверждала его последняя пассия, с которой он закрутил на новогоднем корпоративе. Эта девушка — молодая, амбициозная, на ходу рвала подметки, взбираясь по служебной лестнице. Конечно, не без помощи папы — персоны будто бы влиятельной и весьма загадочной. Но и сама она была большая молодец.

Не то что его жена Дина!

Заполучив его в мужья и родив ему сына, она как-то уж слишком быстро успокоилась. Она не перестала следить за собой. Нет, конечно. Напротив, спускала бешеные суммы, чтобы подправить, подтянуть, увеличить что-то на лице и теле. Просто она слишком спокойно стала воспринимать его присутствие рядом. Без уважения, без восторга, без прежнего поклонения. А ему надо, чтобы им гордились, черт побери! Чтобы им восторгались! А не оскорбляли тихим вежливым голосом.

— Вот и ты со мной согласен, Глеб, — не меняя интонации, произнесла Дина, замирая возле зеркала в полный рост. — А все равно позволил ему выйти на свободу.

— Это не я решал, а суд, дорогая, — проскрипел Глеб неприятным самому себе голосом. Чтобы вдруг не сорваться на крик. — Суд так решил. Учитывая незначительную степень повреждений на теле нашего сына, учитывая раскаяние подсудимого и… И учитывая ситуацию.