Елена Арсеньева - Тайна Зинаиды Серебряковой

— Главное дело, — трясясь от возмущения, прокричала на весь автобус Нонна, — она мне на днях говорит: раз аборт делать поздно, может, я рожу, а вы моего ребенка к себе возьмете, а то что это такое: живете одна как перст, ни детей у вас, ни кошки, ни собаки, ни мужа! Ты представляешь?! А мне никто не нужен, тем более какой-то там ребенок, у меня их вон — в четырех классах сто двадцать идиотов, выше головы хватает! И главное, Ирка сказала, что дорого за своего ублюдка с меня не возьмет! Ну, спасибо! Век за нее буду Бога молить! Ой, Ань, пока, я чуть свою остановку не проехала! — И Нонна принялась энергично пробираться к выходу.

Аня пробормотала вслед: «Пока» — и плюхнулась на освободившееся рядом сиденье. Что-то перестали держать ноги. И надо было подумать, хорошенько подумать…

Соня, прикорнувшая рядом с Анри на ступеньке, изумленно встрепенулась, услышав скрежет замка.

Что за черт? Значит, Лида была в квартире? Почему же она не впускала собаку? Неужели так испугалась добрейшего ротвейлера, что заперлась от него на все замки?

Соня с раскаянием качнула головой. Конечно, она сыграла с Лидой плохую шутку, но, расскажи она сестре про Анри заранее, совсем не факт, что Лида согласилась бы «махать не глядя». То есть железно не согласилась бы. А ведь Соне до зарезу нужно было оказаться на кладбище именно в то время, когда уезжал Евгений. Просто грех был не воспользоваться таким подарком судьбы, как появление этой «невинной простушки» Лидочки. Другое дело, что съездила Соня на кладбище зря. Ничего, кроме новых унижений, не испытала.

На глаза навернулись слезы, и Соня смахнула их сердитым движением. А, к чертям. Думай о приятном. О том, например, какую сцену сейчас устроит тебе сестра.

Впрочем, и Соне есть за что устроить сцену дорогой Лидочке!

Ба-бах! Дверь с грохотом распахнулась. Соня едва успела отпрянуть, как мимо нее промчались вниз по лестнице две какие-то сгорбленные фигуры.

Анри взревел и понесся следом. Через миг все трое исчезли, потом внизу тяжело хлопнула дверь подъезда, и все стихло.

«Грабители! — сообразила Соня. — Это были грабители, которые обчистили Женьку!»

Она вбежала в квартиру и тут же кинулась на кухню, где стоял телефон. Схватила трубку — тишина.

Батюшки, провод-то обрезан! Вон какой кусище выхвачен, не меньше полутора метров.

Надо найти мобильный. Куда она его сунула?.. Нет, сначала надо посмотреть, что украдено. Соня метнулась в комнату, бросила встревоженный взгляд на комод — и замерла при виде неподвижного тела в красном платье. Бледно-золотистые волосы разметались на грязном полу, голова неестественно запрокинута, а на шее…

«Так вот зачем им понадобился телефонный провод, — отстраненно подумала Соня. — Вот зачем…»

Не сознавая, что делает, она вышла в коридор — и вдруг качнулась к стене. Ноги подкашивались. Как-то внезапно, словно ударом, до нее дошло, кто это лежит там, возле кровати, и почему такими знакомыми кажутся красные босоножки на поджатых ногах, и красное разметавшееся платье, и пряжа волос.

Это ее босоножки. И ее платье! А волосы… волосы Лиды. Это Лида там лежит. Ее сестра, которую она, Соня, сегодня днем с улыбкой послала на смерть.

Но она ведь не знала!..

Послышался какой-то шорох. Соня подняла помутившиеся глаза и обнаружила, что дверь открывается. Полиция?

Соня слабо загородилась руками.

— Я ничего не знала. Я не хотела… — прошептала она.

И тут все смерклось в ее глазах.

Струмилин стоял в коридоре у окна и тупо смотрел на тающий в сумерках город своего детства, вспоминая окраинные улочки, с оврагами, садами в оврагах и маленькими купеческими и мещанскими домишками. Именно на такой улочке и жил когда-то Андрей Струмилин, а также его приятели: Валерка Шумской, он же Электровеник, Пирог — Петюня Носов — и Кот — Костя Аверьянов. Но все воспоминания об их детстве были давным-давно стерты с лица земли развитым и уродливым градостроительством. Они, конечно, и сами изменились за последние двадцать лет — не то слово, насколько изменились… Кости вон даже в живых не было. Его тоже стерло с земли!

Смотреть на постаревшие, обрюзгшие от привычного пьянства лица дружков Струмилину бывало порою до того тошно, что он еще три года назад зарекался возвращаться в Северо-Луцк. Но вот пришлось все же нарушить зарок, чтобы получить от этого старинного городишки две могучие плюхи: встречу с Костиной вдовой, которая свела друга в могилу, и утрату машины.