Елена Арсеньева - Тайна Зинаиды Серебряковой

— Алло? — заорал вдруг Денис. — Алло, Сидней?! — Хэлло, Сидней! Из ит хаус оф мистер Полякофф? Иес? Вер из мистер Полякофф? Вот? Ху а ю? В смысле, ху я? Я, то есть ай эм хиз бизнес-партнер! Ай эм хиз френд. Из России! Фром Раша!

— Фром Раша виз лав, — пробормотала Лида. — Тише, соседей перебудишь!

— Шоппинг пикчерз, андестенд? Картины, картины покупайт, понимайт? — надсаживался Денис. — Фром Северо-Луцк! Вот ду ю сэй? Мистер Полякофф из нот хоум? А где его черти носят? То есть это… вер из хи? Ин Раша? Ин Северо-Луцк? Иес… иес. Сэнкью вери мач. Чао, бамбино, то есть это… арривидерчи, Рома. Тьфу! Гудбай!

Он бросил трубку и шумно вздохнул:

— Ух и тупой у него дворецкий или как его там! Насилу добился толку. Уехал наш друг в Россию. В Москву, а оттуда собирался прямиком в Северо-Луцк. Ну, теперь все в порядке. Главное выяснили: ничего не сорвалось, наш френд отбыл ин Раша. — Немкин радостно засмеялся.

— Чему ты радуешься, не понимаю? — холодно спросила Лида. — Ну, нету твоего бойфренда в Сиднее, так ведь здесь его тоже нету! Кстати, а ты ничего не перепутал, Дениска? Может, вы должны были с этим дядькой встретиться не сегодня, а вчера или завтра? И не в виду Красных куполов, а где-нибудь в другом месте?

— Слушай, не держи меня за лабуха из ресторана, — обиделся Денис. — Мы с ним железно обсудили: какое число, во сколько, где повидаемся, я даже уточнил, в каком костюме будет Джейсон: все-таки мы больше года не встречались, могли забыть друг друга. Но он в подробностях объяснил, что наденет песочного цвета костюм с однобортным пиджаком, бледно-палевую рубашку и кирпичного цвета галстук. Туфли коричневые типа «мокасины», носки… Эй, эй, Девуля! — испуганно вскричал Денис, увидев, что лицо его подруги вдруг становится «бледно-палевого цвета». — Что с тобой?!

— Ничего… — Лида зажмурилась, подавляя дрожь. — Ни-че-го…

Да нет, не могла судьба подстроить ей такую подлянку! Чтобы тот придурок, который приперся в квартиру Евгения и которого она… нет! Быть того не может!

— Девуля! — Чьи-то руки вцепились ей в плечи, тряхнули. — Да ты чего?

Она открыла глаза и тотчас испуганно отвела их. Денис смотрел вприщур, подозрительно:

— Что произошло? Ну, говори, быстро! Я ведь вижу: ты опять чего-то натворила!

Она! Она натворила, главное дело!

— Девуля, какого черта? Что случилось? Да говори же ты! — не унимался Денис.

— Помолчи! Дай сосредоточиться! — огрызнулась Лида, хотя чего там сосредоточиваться-то было?

Рухнуло дело, рухнуло… и не из-за нее. Из-за этой чертовой Соньки!

Конечно, она, Лида, ни в чем не виновата. Это старинные грешки ее сестрицы влачатся за ней, цепляются за ноги, сковывают руки и обвиваются вокруг шеи, как телефонный шнур. Она нервно потерла шею, на которой, прикрытая сереньким скромным платочком, рдела полоса содранной кожи.

Ну не свинство ли?! Так все безупречно было подстроено, и вдруг…

— Девуля, да что ж ты молчишь?!

В самом деле, тут не отмолчишься…

Лида бесстыдно задрала блузку и вновь принялась обматывать вокруг тела бессмертное полотно Серебряковой. Надо действовать, немедленно действовать. Вдруг… Боже ж ты мой, вдруг этот придурок еще жив?!

В эту самую минуту Джейсон Полякофф очнулся.

Вокруг было темно, однако за окном начинало слабо брезжить, и постепенно начали вырисовываться нагромождения каких-то предметов. Джейсон вглядывался в них, боясь повернуть голову, потому что в затылке угнездилась тупая боль, которая при неосторожном движении превращалась в прикосновение каленого железа.

Вот большой шкаф. Рядом тускло, призрачно блеснуло зеркало. Зеркало висело над большим комодом, густо покрытым пылью. Заросли пылью и очень недурные образцы фарфора, в беспорядке наставленные на комоде. Даже в том взвинченном состоянии, в каком он находился, ворвавшись в эту квартиру, Джейсон не мог не заметить нескольких совершенно бесценных образцов, которым место в музейных витринах… или у коллекционеров, истинных знатоков. Ну а потом все закрутилось, завертелось, и ему стало уже не до фарфора. Ни до чего стало!

Какие-то слишком твердые у них в России полы в квартирах. Если бы удалось умостить голову на что-нибудь помягче, ему стало бы, наверное, легче.

Он вытянул правую руку и пошарил вокруг: не найдется ли чего-нибудь мягонького. Пусто. Только пыль на полу. Можно себе представить, в каком состоянии его костюм! Ладно, это потом. Есть кое-что поважнее аккуратности, и это — самочувствие. А самочувствие у него сейчас…