Эрик-Эмманюэль Шмитт - Человек, который видел сквозь лица

Интересно, осознаёт ли Момо, какую власть имеет над ним жестокий старший брат? Не знаю, не уверен… Но в его спокойствии чувствуется что-то механическое, покорность марионетки, управляемой кукловодом. Я трогаю его за локоть:

– Тебе нравятся эти игры?

Момо вздрагивает от неожиданности и, очнувшись от своего смертоносного исступления, оторопело глядит на меня:

– Раньше я их ненавидел…

Китайцы, не встречая больше препятствий на своем пути, заполонили весь экран и, свирепо оскалившись, идут в атаку. Разъяренный Хосин энергично протестует, а Момо растерянно смотрит на пластмассовый пульт в виде автомата Калашникова, лежащий у него на ладонях.

– Вообще-то, теперь это меня успокаивает…

При этих словах Хосин торжествующе и воинственно размахивает руками, вслед за чем делает непристойный жест в адрес «косоглазых».

Вокруг нас десятки подростков лежат, раскинув ноги, и тоже строчат из пулеметов по целям – кто в русских, кто в динозавров, кто в пиратов или вампиров, а один из них даже обстреливает полк девушек-мажореток, взвизгивая: «Получай, шлюха!», когда подбивает очередную красотку. Видеосалон, с его пурпурными шторами, черными бархатными панелями и зеркалами на потолке, напоминает бордель, каковым он, впрочем, раньше и был, с той лишь разницей, что теперь стоны несутся из компьютеров.

Момо поворачивается ко мне:

– Огюстен, прими меня в свою группу!

– В какую группу?

– Ну, в твою, где и Хосин был.

Я отступаю на шаг. Здрасте, снова-здорово! Вот так я пожинаю плоды собственной трусости… Когда мы с Момо встретились в контейнере, где он искал ноутбук Хосина, я хорохорился, изображая из себя друга его брата-террориста. Да и потом всякий раз, как он задавал мне вопрос, на который у меня не было ответа, я строил многозначительную мину человека, который знает больше, чем может сказать. И таким образом убедил его, что стер всю компрометирующую информацию с жесткого диска, чтобы никого не подвести. Момо, конечно, уцепился за эту гипотезу. Он жалобно спрашивает:

– Ты считаешь, что я еще слишком молод?

Я молча киваю, стараясь выиграть время.

– Но мне уже четырнадцать! Многие начинали раньше.

– Начинали и тут же кончали! В Судане они подрывают себя уже в одиннадцать лет.

– Меня это не пугает. Я готов.

Я заставляю себя держаться спокойно, притворяясь, будто уже много раз вел такие разговоры.

– Что тебя толкает на такие действия?

– Мой брат!

Я гляжу на Хосина, реющего над мальчишкой: он скрестил руки на груди и мерит нас снисходительным взглядом, упиваясь своим превосходством.

– Ты его видишь?

– Кого?

– Ты слышишь брата?

– Чего?! Я тебе говорю про Хосина, он же умер.

– Вот и я о нем.

– Так как же ты хочешь, чтобы я его видел или слышал?

Ага… значит, Момо не сознает присутствия мертвеца, который его сопровождает, и это делает мальчишку податливым, легкоуправляемым. Опыт подсказывает мне, что лучше иметь около себя видимого мертвого, с которым можно что-то обсуждать, даже спорить, чем вот такого – невидимого, который руководит живым, нашептывая ему на ухо, как себя вести.

Я осторожно пытаюсь закамуфлировать свою предыдущую реплику:

– Ну… я думал: может, он является тебе во сне.

– Ой, вот было бы счастье! На самом деле я не очень-то хорошо его знал, Хосина. Сейчас я это понимаю. Вот почему я хочу пройти тот же путь.

Я с жалостью смотрю на подростка, который из любви вступает на дорогу ненависти: он не понимал брата при его жизни и теперь хочет сблизиться с ним, повторив его ошибки.

– Всем на меня наплевать.

– Неправда! Ты дорог своей матери.

– Да она только и умеет, что скулить.

– Она оплакивает Хосина?

– Конечно!

– Значит, ты хочешь, чтобы она оплакивала и тебя тоже? И еще кого-нибудь? Хочешь предоставить ей такую возможность?

Момо опускает голову, – кажется, его проняло. Хосин на своем насесте – братнином плече – беснуется и что-то неслышно выкрикивает ему в затылок. Через полминуты Момо снова заговаривает со мной, глядя куда-то в сторону:

– Я тут начал читать Коран…

– По-французски или по-арабски?

– По-французски. В Интернете.

– Ах, в Интернете! Значит, ты изучаешь только избранные места.

– Ну и что? Все главное я записал. И чем чаще я это повторяю, тем больше проясняется у меня в голове. Мне нужны корни.

– Ладно. Можешь сыграть еще одну партию.

И я сую монетку в щель автомата. Экран просыпается, на нем возникают новые китайцы. Момо хватает автомат и начинает их косить. Его молодое, еще не окрепшее тело вздрагивает от возбуждения, он упивается яростью, вкладывает в эту виртуальную бойню всю свою энергию. Судя по счетчику, он укокошил за пару минут человек триста.