Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

Ипполит сделал едва заметное движение:

– Так скоро?

Рауль опять улыбнулся. Не могу сказать, чтобы эта улыбка была приятной.

– Очень рад, что ты так быстро все схватил. Да. Тогда же он решил, что с Филиппом надо что-то делать. До того как мальчик сможет унаследовать Вальми, остается еще шесть лет. Надо было только ждать удобного случая.

– У тебя должны быть неопровержимые факты, – резко сказал Ипполит.

– Они у меня есть. Я сберегу время и избавлю тебя от психологических тонкостей, если скажу сразу, что отец подтвердил свое намерение убить мальчика.

Короткое молчание.

– Очень хорошо, – наконец сказал Ипполит. – Я тебе верю. Перед кем он подтвердил это намерение?

Губы Рауля дернулись:

– Передо мной. Успокойтесь, дядюшка, пока что это семейное дело.

– А… понимаю. – Ипполит переменил положение. – Итак, я уехал в Грецию и передал Филиппа в его руки…

– Да. Естественно, я не сразу понял, что происходит. Почему он грабит Бельвинь, – ровным голосом продолжал Рауль. – Не так-то легко примириться с мыслью, что твой отец – убийца. Я просто был поражен и рассержен, настолько рассержен тем, что меня сбросили с вершины, на которую я так долго карабкался, что не мог успокоиться и обдумывал возможные причины. А сколько сил я потратил на наши бесконечные скандалы! В начале апреля поехав в Вальми, я заранее решил посмотреть, как там живется Филиппу. Не буду вас обманывать – я не мог и вообразить, что готовится что-то вроде этого: я уже говорил, что нелегко подозревать членов собственной семьи, которых хорошо знаешь. Но… как бы то ни было, я поехал в Вальми, чтобы узнать, как там обстоят дела. Мне показалось, что все в порядке. Я слышал, что у Филиппа новая гувернантка, и поинтересовался… – Наши глаза на минуту встретились, и Рауль замолчал. Потом он добавил: – Вальми всегда был неподходящим местом для детей, но на этот раз казалось все хорошо. А на следующий день произошел случай, который мог очень плохо кончиться.

Ровным холодным голосом он рассказал Ипполиту о том, что случилось в лесу. Ипполит издал несколько возмущенных восклицаний, Элоиза ерзала на стуле и смотрела себе под ноги. Она ничего не говорила, но я заметила, что тонкий золотистый шелк обивки, в который она вцепилась ногтями, в нескольких местах треснул. Рауль наблюдал за ней. Его лицо по-прежнему было совершенно бесстрастным.

– Даже тогда, – продолжал он, – я не подозревал, что происходит в действительности. Да и как я мог? Позже я горько упрекал себя за это, но, еще раз повторяю, я не мог подумать… – Он бросил окурок в холодный камин и повернулся, чтобы раздавить его каблуком. Потом устало сказал, словно обращаясь к самому себе: – Может быть, я и подозревал, не знаю. Думаю, я просто старался отогнать от себя все подозрения. – Он посмотрел на своего дядю. – Можешь это понять?

– Да, – тяжело сказал тот. – Могу.

– Так я и думал, – произнес Рауль. – Хорошее воспитание, верно?

Он закурил новую сигарету.

– Но все же ты не зря приехал еще раз, – заметил Ипполит.

Казалось, Рауль обращал внимание только на свою сигарету.

– Я приехал не потому, что у меня были какие-то подозрения. И у меня не было никаких фактов, которые могли бы вызвать такие подозрения, – до пасхального бала, когда я позвонил тебе. Но в ту ночь произошли два события. Мисс Мартин сказала мне, что Филипп снова едва не погиб – каменные перила на балконе западного фасада вдруг за одну ночь расшатались, – и если бы мисс Мартин не заметила этого и не проложила что-то поперек опасного места, Филипп умер бы страшной смертью, напоровшись на острые прутья ограды, которая проходит под самым балконом.

Эти слова заставили Ипполита повернуться и посмотреть на меня. Увидев его лицо, я спросила себя в первый раз, что рассказала обо мне Элоиза, когда они ехали из аэропорта. Судя по его выражению, вряд ли она сказала что-нибудь хорошее. Когда Рауль стал рассказывать о нашем «полуночном пире» с участием Филиппа, лицо Ипполита смягчилось, словно в его сознании возник совершенно новый образ, отличный от того, что нарисовала Элоиза.

– И в ту ночь Элоиза вела себя в высшей степени странно, – сказал Рауль. – Она казалась испуганной, если это слово можно применить к ней, и, кроме того, мисс Мартин рассказала мне о кошмарах Филиппа… но больше всего меня потрясло происшествие с перилами. Рано утром я сразу же позвонил тебе, и мне случайно удалось тебя застать. Мне казалось, что лучше всего нам вместе серьезно поговорить с ним, выяснить, что происходит, и заставить его… и привести его в чувство. Я подумал, что ты мог бы поручить мальчика мне, если тебе снова надо будет уехать. У меня нет никаких прав на мальчика, и я думаю, тебе ясно, почему мне не хотелось обращаться в полицию. – Он бегло и невесело засмеялся, глядя на своего дядю. – Во всяком случае, если бы я и обратился в полицию, у меня не было бы никаких фактов – ведь, собственно, ничего не произошло. Пока что он не совершил никакого преступления. Но я подумал, что, если ты пошлешь телеграмму, что возвращаешься домой, это может повлиять на его планы. Если у него будут какие-нибудь планы, – устало добавил он.