Дженнифер Роу - Агнец на заклание [litres с оптимизированной обложкой]

– Не физически, если не ошибаюсь. У нее нервная болезнь. Сильная тревога. Она вообще не выходит из дома. Может, это агорафобия.

– Какая фобия?

– Боязнь покидать привычную обстановку, – холодно пояснил Милсон.

– Ясно. Тоби вглядывался в приближающийся дом. В открытом гараже рядом с ним были припаркованы две машины, подъездная дорожка завершалась двустворчатыми воротами, выкрашенными той же краской, что и ограда. Видимо, Хьюиты находились дома.

– Симпатичный уголок, – произнес Тоби. – И до реки рукой подать. За пять минут добежать можно. А потом перейти мост, нырнуть в буш – и вот она, хибарка. Никто и не заметит.

Он, конечно, был прав, но…

Дорога заканчивалась утоптанным пятачком земли перед крашеной белой оградой. Местом для разворота гостей, которых не подпустили к дому. Милсон затормозил и заглушил двигатель. Лай собак нарастал. Но их нигде не было.

– Ладно, – сказал Тоби, – выходим.

Он выбрался из машины, захлопнул дверцу и зашагал к калитке, прутья арки над которой были увиты розами. Войдя в калитку, направился к дому. На Берди и Милсона Тоби не оглядывался. Знал, что они пойдут за ним. И заодно закроют калитку. Берди пропустила Милсона вперед и немного отстала, ожидая, когда он пройдет под розами и достигнет дорожки, ведущей к дому. После этого и Берди вошла в сад, прислонилась к калитке и услышала негромкий стук вставшей на место щеколды. По эту сторону ограды словно открывался иной мир – прохладный и тенистый, многоцветный и благоуханный. Ощущение неуместного контраста рассеялось полностью. Потускнели воспоминания о выгонах, холмах, земляных дамбах, извилистых и пыльных проселочных дорогах, заборах из проволочной сетки. Высокие кусты скрывали выкрашенную белой краской границу миров. Большие деревья – не эвкалипты, а изысканные деревья экзотических пород с мягкой листвой, такие как жакаранда и вяз, – простирали ветви над сочной зеленой травой, кустами и цветочными клумбами.

Милсон постучал в переднюю дверь дома. Берди прибавила шагу. Вдоль дорожки росли лаванда и розмарин, их запах распространялся в воздухе, когда Берди, проходя мимо, задевала их ветки. Тенистую веранду окаймляли прихотливой бахромой жасмин и глициния. Поднявшись на крыльцо, Берди повернулась и посмотрела в ту сторону, откуда пришла. С веранды открывался вид на окрестности – но на сей раз более благопристойный, в обрамлении роз, глицинии и свисающих ветвей деревьев. Отсюда не был заметен овраг, по дну которого протекала река. Лишь деревья, небо и далекие холмы. Но у подножия холма, совсем рядом, приютилась на поляне хибарка Тревора Лэма. Как можно было променять все эту роскошь на хибарку? – удивилась Берди. И опять задумалась о Дафне Лэм.

Милсон постучал еще раз. Но дверь оставалась плотно закрытой. Никто не выглядывал из-за кружевной шторы на ближайшем к ней окне. За дверью в холле не слышалось шагов.

– Не открывают, сэр, – доложил Милсон.

– Да, Милсон, – резко отозвался Тоби. – Но дома в такой час наверняка кто-то есть.

– Может, спят. Еще только шесть часов.

– Если бы спали, наверняка услышали бы нас. В подобных домах окна спален обычно выходят в ту же сторону, что и веранда. Кстати, Милсон: вы забыли, где находитесь. Тут вам не город. Такие хозяева, как Хьюит, встают ни свет ни заря и берутся за дело. Давайте посмотрим за домом.

Они сошли с веранды и двинулись по дорожке в обход дома. Лай не умолкал.

– Господи, да сколько же их там? – пробормотал Дэн. – Шум подняли такой, будто не менее сотни.

Но собак было четыре: три келпи и одна бордер-колли. Все они, захлебываясь лаем, рвались с цепей за гаражом, вставали на дыбы, перебирали в воздухе лапами, скакали и бросались вперед в тщетных попытках вырваться на свободу и вступить в бой за свою территорию. Берди испугалась. Что будет, если собакам удастся сорваться с цепи? Как они поступят – кинутся на непрошеных гостей и вцепятся им в глотку? Или сконфузятся, уличенные в притворстве, и бросятся наутек?

Милсон остановился и нахмурился.

– Вид у них свирепый, – заметил он.

– Ну-ну, тише, – сказал Дэн собакам, заискивающе улыбаясь.

Псы залаяли и заскакали еще яростнее, роняя с клыков пену. Дверь одной из построек за домом распахнулась.

– А ну, цыц! – послышался грозный окрик.

Собаки замолчали и легли на землю, вытянув лапы. Из постройки вышел мужчина лет пятидесяти, рослый и кряжистый, в рабочей одежде и грубых ботинках. Подбоченившись, он уставился на незнакомцев.