Эдгар Уоллес - Редакция «Дурной славы»

— Прекратите болтать, — оборвал его Броун. — Я вовсе не думаю подарить вам состояние. Я буду платить вам ровно столько, сколько надо для того, чтобы вы могли существовать, и ровно еще столько, чтобы вы могли существовать прилично и жить в комфорте.

Полтаво подошел к окну и задумчиво поглядел на улицу. Неожиданно, повернувшись лицом к своему шефу, он сказал:

— Для того, чтобы я мог безбедно существовать, мне необходимо иметь квартиру на Сент-Джеймс-стрит, автомобиль, ложу в опере…

— Всего этого вы не получите. Будьте же рассудительны.

Полтаво улыбнулся.

— Я стою целого состояния, потому что у меня есть фантазия. Взгляните на это письмо, — и он вынул из пачки утренней корреспонденции одно письмо. Почерк письма был неровен, но в то же время в нем были все типические особенности латинского начертания букв. — Это письмо написано итальянцем, и большинство людей не обратило бы на него внимания, но для меня в нем заключено многое. — И глаза его заблестели от возбуждения. — Очень возможно, что это письмо даст мне целое состояние. Это письмо от человека, который желал бы наладить связь с английскими газетами и установить образ жизни некоего мистера Феллока.

— Феллока? — переспросил удивленный Броун.

Полтаво кивнул головой.

— Наш друг Феллок выстроил себе чудесный дом, — так гласит письмо нашего корреспондента. В этом доме в тайнике хранятся миллионы итальянских лир. Неужели это не воспламеняет вашей фантазии?

— Он выстроил большой дом?

— Это письмо… Я вам, кажется, еще не сказал, что оно написано двумя различными лицами? Наши корреспонденты сообщают, что на совести Феллока ряд преступлений, но они не располагают соответствующими доказательствами.

Броун задумчиво постукивал пальцами по письменному столу, опустив голову, словно решал сложную задачу.

— Все это детская болтовня, — решительно произнес он. — Эти рассуждения о спрятанных кладах не стоят и ломаного гроша. Авторы письма — южане с пылкой фантазией. Должно быть, они запрашивают, не могли бы вы выслать им деньги на проезд?

— Совершенно верно.

Броун резко расхохотался и поднялся со своего места.

— Это старый трюк, практикующийся в испанских тюрьмах. Надеюсь, что вас не обманут столь наивной выдумкой?

Полтаво пожал плечами.

— Я сам сидел в Испании в тюрьме, — заговорил он, — и мне также приходилось посылать в Англию на адрес состоятельных людей подобные письма с просьбой о вспомоществовании, чтобы я мог выйти из тюрьмы. Мне этот трюк известен, но вы ошибаетесь, если воображаете, что испанские преступники пишут подобные письма на своем родном языке, — они пишут хотя бы на ломаном, но английском. Мы не станем писать на ломаном итальянском языке, потому что отлично отдаем себе отчет в том, что получатель не станет трудиться над переводом письма. Нет, мистер Броун, это письмо совсем иного свойства. То, что значится в этом письме, правда.

— Разрешите взглянуть на письмо.

Полтаво протянул ему письмо, и Броун на мгновение отвернулся от своего секретаря и, приподняв вуаль, ознакомился с письмом. Затем, тщательно сложив, спрятал письмо в карман.

— Мы еще поговорим об этом, — резко сказал он. — Мне следует поразмыслить на этот счет.

— Я хочу вас попросить еще об одном, кроме прибавки.

— О чем именно?

— Быть может, это и признак слабости с моей стороны, — начал поляк, — но мне бы хотелось снова вращаться в хорошем обществе. Вы понимаете, я жажду общества прекрасных дам и элегантных мужчин. Я тоскую по свету. Это нелепо, но мне хотелось бы встречаться с богатыми людьми, играющими на бирже, с политиками, с промышленными магнатами. Я хочу жить на широкую ногу — я люблю музыку, люблю тонкое вино…

— А какое отношение ко всему этому имею я? — осведомился Броун.

— Вы предоставите мне возможность бывать в этом обществе, — любезно ответил Полтаво. — Особенно мне хотелось бы познакомиться с этим богатым промышленником, о котором так часто упоминают газеты, с мистером Фаррингтоном…

Мистер Броун погрузился в раздумье. Затем поднялся со своего места и направился к шкафу. Нажал какой-то потайной затвор, раздался металлический звон, и шкаф вместе со всем своим содержимым опрокинулся назад, открыв за собой проход в соседнее конторское помещение, также заарендованное Броувом. Не проронив ни слова, завуалированный издатель удалился в проход.

Подняв голову, он сказал:

— Вы в самом деле неглупый парень, Полтаво, — и с этими словами он исчез.