Виктория Платова - После любви [litres]

Монитор.

Он включен, вот проклятье!..

Монитор слишком мал, чтобы разглядеть картинку на его экране из зала, но я хорошо ее помню и так: унылая часть стены, которая оживляется лишь тогда, когда к двери кто-то подходит. Кто мог включить монитор? Уж не я ли сама, слишком вольно обошедшаяся с одной из кнопок и случайно нажавшая на таймер? Размышлять над этим у меня нет времени – десять минут, десять минут! Теперь – уже девять с половиной, нужно быть порасторопней, Саша́!..

Так, внутреннее подбадривая себя выкриками, которые издают пляжные футболисты в футболках с надписью «Рональдо» и «Рональдиньо» на моей родине в Эс-Суэйре (ого! даже так!), я пересекаю зал и оказываюсь в спальне, а затем и в гардеробной. И по-хозяйски, как будто я и есть Мерседес (верховная богиня, умеющая видеть в темноте, под водой, при сплошной облачности и в задымленном помещении), сбрасываю вещи с полок, чтобы очистить проход в потайную комнату.

Собирать их будет кто-то другой. И уж точно – не я.

Часы Мерседес, а может, песочные часы Мерседес, а может, клепсидра Мерседес, запущенные в моем организме ее вирусом, четко отсчитывают секунды. Не ускоряя и не замедляя темп времени. Один – костюм от Версаче, два – костюм от Кардена, три – винтаж-костюм от Biba, четыре – кнопка, она открывает потайную комнату, еще мгновение – и я буду внутри.

Пять!..

Стеклянная оболочка песочных часов лопается. Стеклянная оболочка клепсидры лопается. Вода и песок смешиваются, заливают мне глаза, забивают ноздри и рот. И сквозь пелену песка, сквозь толщу воды я вижу сидящего в кресле Алекса.

Алекса Гринблата.

Знаменитого галериста и теоретика современного искусства. Спасителя мира, переспавшего со мной когда-то в прошлой жизни. До того как я имела наглость взять себе имя Мерседес Торрес, его компаньонки и почти мифа.

Не так давно в этом кресле сидела я и нашла его чрезвычайно удобным. При других обстоятельствах знакомства в нем можно было предаться мечтам или заняться литературными опытами в стиле portative, неосмотрительно оставленной у Сальмы. Судя по всему, сходные чувства испытывает и Алекс. Он устроился в кресле с максимальным комфортом и вертит в руках конверт из-под винила: черные геометрические фигуры на красновато-оранжевом фоне. «Абба» или «Fleetwood Mac», я тотчас принимаю сторону «Аббы»: из всего обширного репертуарного наследия группы «Fleetwood Mac» мне запомнилась лишь песня «Сара». Наверное, я бы смогла даже напеть ее, но вряд ли это впечатлило бы Алекса и заставило его расстаться с десятью евро.

Алекс щурится и смотрит на меня в упор, даже не пытаясь скрыть изумления. И после секундного замешательства (я так и ощущаю, как он тасует приличествующие случаю маски, выбирая подходящую) пытается улыбнуться. В этом подобии улыбки нет мстительного торжества («ну вот ты и попалась, дорогуша!») – скорее это улыбка облегчения («слава богу, в этой ужасной комнате я теперь не один»!). Да, определенно – это улыбка облегчения с легкой примесью тревоги. Как будто он ожидал увидеть кого-то более опасного, чем его мимолетная марокканская знакомая.

– Саша?

Полупарализованная страхом и неожиданностью, я ограничиваюсь кивком головы.

– Someday my princess will come, – говорит он, заметно волнуясь. – Вот вы и пришли. Здравствуйте, Саша.

– Да, – я пропускаю «да» сквозь зубы с большим трудом. Не исключено, что до Алекса оно дошло в несколько измененном, искаженном, потрепанном виде.

На что может быть похоже «да» в моей новой интерпретации?

Ты уже вернулся? – судя по всему.

Как ты здесь оказался? – я и раньше бывал здесь, ты должна это знать.

Кто ты на самом деле? – разве ты сама не догадываешься?

– Как вы сюда попали? – осторожно интересуется Алекс, все так же пощипывая пальцами пластиночный конверт. Он и не подумал встать, и (учитывая, что в комнатушке только одно сидячее место) мизансцена выглядит не лучшим образом. С точки зрения безмозглых читательниц женских журналов, готовых простить мужчине любую подлость, но никак не отсутствие галантности. Я же нахожу сидящего Алекса благом. Я снова вижу в нем библиотекаря, а не Спасителя мира и компаньона Мерседес. Библиотекаря, напуганного и раздавленного тем, что вместо привычных карточек в его каталоге обнаружились карточки с видом на убийство. А в новые книжные поступления включены оружие и боеприпасы. Мне страшно хочется думать именно так.

В противном случае ничего хорошего меня не ждет.