— Я вас арестую по уголовному делу!
Павел Иеронимович побелел как полотно.
— В чем я виноват? — глухо спросил он.
Агент разъяснил, в чем дело, и показал карточку. Графиня с страшным криком упала без чувств.
— Но я же там не был! — воскликнул юноша. — Я докажу это, я представлю алиби.
— Алиби тут ни при чем, когда вы оставили на месте преступления вашу фотографическую карточку.
Глаза молодого графа гордо и гневно блеснули.
— Это клевета! Вы увидите, что я докажу свою невиновность.
— Вы этим очень обрадуете ваших родителей! — отвечал агент, глядя в благородное лицо юноши. — А пока мы просим вас следовать за нами.
Молодой человек был арестован, но дня через три в кабинете следователя неожиданно разыгралась следующая сцена.
— Господин Курицын, — сказал следователь, обратившись к сморщенному существу, сидевшему за столом канцелярии в качестве вольнонаемного писца. — Сейчас я буду опрашивать свидетелей по делу об убийстве Померанцева, приготовьте бланки.
Вечно пьяненький старикашка, который был не кто иной, как собственник когда-то украденных Андрюшкой часов, окончательно отупевший за последнее время, беспомощно вскинул красные глаза на своего начальника, приподнялся, поклонился и сел.
В канцелярии скрипели перья. Все говорили о фотографии, снятой со зрачка убитого, она ходила из рук в руки, и только один чиновник Курицын не получил ее на просмотр. Он только сегодня явился в первый раз после продолжительного запоя, и все внимание его было сосредоточено на левом кармане засаленного сюртука, где хранилась плоская лекарственная бутылка и в ней водка. Надо было улучить минуту, чтобы хлебнуть и подкрепиться. Он испуганно глядел по сторонам и ждал только благоприятной минуты.
Но вдруг в то самое время, когда за шумом ввода свидетелей он думал уже совершить намеченное дело, вдруг в эту самую минуту вошел один господин, приковавший к себе его тусклые, бессмысленные глаза. Это был граф Радищев… Он должен был доказать алиби своего сына и подтвердить это другими свидетельскими показаниями.
Следователь приступил к опросу… Граф, изысканно одетый и взволнованный, начал говорить… а чиновник Курицын рассыпал нюхательный табак, уронил табакерку и все не спускал с него застывшего взгляда.
Ввели других свидетелей: графиню, всю в слезах, баронессу фон Шток, мадемуазель Петрову, самого Петрова и других, и в заключение и обвиняемого для очных ставок. При виде этого обвиняемого чиновник Курицын вдруг вскочил со стула и дребезжащим голосом сказал громко и явственно:
— Андрюшка!..
Все присутствующие вздрогнули и повернулись в его сторону.
— Андрюшка!.. — повторил чиновник Курицын и вдруг захихикал. — Ага! Попался опять, мошенник! Это ваш сынок, ваше сиятельство… узнали вы его?..
Все это было так странно, что присутствующие заподозрили было старика в помешательстве, если бы явное смущение, изобразившееся на лице графа, не заставило следователя добиться до конца этой комедии.
— Вы узнаете графа? — при гробовом молчании окружающих спросил он у чиновника Курицына.
— Да-с! — ехидно улыбнувшись, ответил пьянчужка, и на лице, его изобразилась страшная ненависть. — Это сын их!.. Андрюшка! Он воспитывался у меня и потом после сапожника уж не знаю-с. Он украл у меня часы… и я…
Следователь вызвал из-за стола чиновника Курицына по фамилии, с целью слышать его показание ближе. Взглянув случайно на лицо графа, он еще более убедился, что тут скрывается какая-то роковая тайна.
Чиновник. Курицын рассказал все, начиная со дня своей свадьбы. Следователь слушал эту странную повесть и не спускал глаз с побелевшего лица графа. Теперь стало ясно, что у графа есть сын, двойник этого сына, и что вся эта история может назваться общим заглавием «Старый грешок».
Граф Павел Радищев был освобожден, тем более что и его алиби подтвердилось во всех пунктах, а к розыску виновного постановлено было принять самые энергичные меры.
Омраченное счастье
— Да чем же все это объяснить? — говорила Петрова, сидя с женихом в своей уютной комнатке, спустя несколько дней после его ареста и освобождения.
— Ты знаешь ведь о заявлении чиновника Курицына? Двойник мой — незаконнорожденный сын моего отца.
— Да-да, но все это так странно, почти фантастично…
— А мне, наоборот, теперь только стало все ясно, — задумчиво отвечал Павел Радищев. — Я теперь только понял, что за личность мой отец, и в душе моей поднимается к нему такое чувство, за которое я сам боюсь…
Читать дальше