Иван Плахов - Мастер теней

Когда звуки смеха наконец-то стихли и в коридоре стало зловеще тихо, Дима заговорщически подмигнул Вике и Людочке и прошептал:

– А может и нет, черт знает, что он со своими подельниками здесь вытворял. Сталин, говорят, даже Ленина мог оживлять с помощью ритуальных убийств. Ему это знание Гурджиев передал вместе с советом переменить фамилию, во как!

– Да ну тебя, мудака, на хуй! Чего зря пугаешь! – оттолкнула его Вика и испуганно прижалась к Людочке. – Не было ничего такого, не было.

– Конечно, не было, я вас разыграл! – зло заржал Дима, наслаждаясь испугом подруг. – Я так со всеми делаю, кого первый раз сюда завожу, в туннель, га-га-га, гы-гы-гы, ха-ха-ха.

– Охуярок, чего с него возьмешь! – презрительно шепнула Инна Жанне. Они вдвоем стояли позади Вики и Людочки и молча, с холодным равнодушием наблюдали за кривляньями Бзикадзе. – Не дай бог, действительно испугаются и раздумают идти – тогда всё пропало. Надо вмешаться.

Жанна понимающе взглянула на Инну, одобрительно кивнула и подошла к девушкам со словами:

– Хватит дурака валять! Не слушайте его, девчонки, он известный приколист. Когда он мне первый раз в туннеле все эти истории рассказывал, я от страха чуть не описалась. На самом деле это коридор для телефонной канализации, его для экономии прям через подвал в открытую проложили. Он у одной наружной стены начинается и у другой заканчивается.

– Он правда никуда не ведет? – испуганно спросила Людочка, опасливо оглядываясь.

– По нему наружу нельзя выйти, не говоря уже о чем-то большем, – заверила ее Жанна и хлопнула Людочку по плечу, – хотите проверить?

– Спасибо, нет, – вздрогнула та, – я и так верю. Лучше давайте быстрее пойдем в мастерскую, а то мне здесь как-то не по себе.

Дима пошел вперед, как по команде, увлекая за собой спутниц влево. За ближайшим изгибом коридора оказалась железная дверь, неряшливо, неровно окрашенная суриком, с радостно-нагловатой ярко-желтой надписью «БЛЯ» поверх бугристых подтеков, буквы Б и Я в которой были стилизованы под древнеегипетский символ ока Ра.

– One moment, please , – радостно гоготнул Дима и, достав из заднего кармана потертых джинсов связку ключей, вставил один из них в замочную скважину и открыл дверь. – Быстрей заскакивайте, девчонки, внутрь, пока какой-нибудь гэбэшный упырь случайно нас здесь не застукал и к своим на расправу не утащил, кровушкой вашей полакомиться.

Неожиданно далеко в темноте раздался душераздирающий вой, темной волной ужаса захлестнув узкое пространство коридора, и Людочка с Викой в полной панике с визгом буквально вломились в открытую дверь, чуть не сбив Диму с ног.

Вслед за ними вошли Жанна с Инной, хитро переглянувшись, а Дима, воровато посмотрев вокруг, осклабился в темноту совершенно жуткой улыбкой, отчего его одутловатая небритая рожа превратилась на несколько секунд в морду хищного зверя, который почуял добычу и скалит зубы в предвкушении кровавой тризны.

Затем он с глумливенькой ухмылкой неспешно затворил дверь за собой, последним войдя в мастерскую, и старательно запер дверь на ключ, мурлыкая под нос незамысловатый мотивчик из песенки:

– Пора-пора-порадуемся на своем веку, красавице и ку-ку, счастливому клинку…

Внутри мастерская представляла собой причудливую смесь коридоров и комнат, который сходились к центральному сводчатому залу.

В отличие от мастерской художника Цапли, заставленной телевизорами и импровизированными скульптурами из сварного ржавого железа, здесь не было и намека на то, что тут обитает художник. Разве что все стены были выкрашены в белый, а в углу зала стоял пустой мольберт, рядом с которым висела тяжелая бордовая портьера.

– А у тебя здесь просторно, не то что у твоего друга сверху, – с любопытством оглядываясь вокруг, произнесла Вика, постепенно успокаиваясь от внезапного страха, – только вот мебели нет и картин. Ты что, их прячешь, что ли?

– Нет, просто я их больше не пишу, не вижу необходимости.

– Это как? Ты же художник – значит, должен рисовать всякие там разные пейзажи или портреты, ну или хоть что-то. Нельзя же ничего не делать и называться художником.

– Почему? Можно, – лениво зевнул Дима и пожал плечами. – У тебя очень наивные представления. Художник Звездунов, в прошлом известный, тоже был убежден, что чем больше он напишет огромных холстов, тем вернее прославится. Ну и где теперь Звездунов с его «Мистериями» и «Апокалипсисами»?

– И где?

– Да там же, где и все: в глубокой жопе. О нем все забыли, а его «шедевры» в свернутом виде пылятся в запасниках музеев, которым он сумел впарить свои опусы. Настоящее величие художника – в его самопиаре, как сейчас говорят, а вовсе не в работах. Возьмите, к примеру, Леонардо да Винчи. Да этот говнюк за всю свою жизнь не сумел ничего толком доделать: ни одну картину не закончил, – а в памяти народной остался как самый гениальный художник, когда-либо живший на Земле. А его конкурент Микеланджело? Всю жизнь ебашил разных там Давидов и Моисеев, как проклятый, потолки для пап расписывал, – и считается всего лишь одним из мастеров итальянского Возрождения. Почему так? Да потому, что людям интересен прежде всего сам художник как источник творчества. Леонардо это отлично понимал и всю жизнь умело поддерживал к себе интерес. Чем больше анекдотов складывают о тебе при жизни, тем больше шансов, что и после смерти о тебе будут помнить, как о Кандинском и его кошке.