Юлия Алейникова - Крест великой княгини

— Пап, что у вас тут происходит? Вы чего так раскричались? Борька, ты чего меня звал? — входя в комнату, окинул встревоженным взглядом спорщиков Алексей Сергеевич.

— Извините, — тут же потупился Борис, устыдившись своей вспышки, — это мы просто разговаривали.

— А! — усмехнулся Алексей. — А я думал, дрались. Да ладно, ладно, остынь, пошутил я, — похлопал он по плечу снова вскочившего на ноги Бориса. — О чем у вас тут такой жаркий разговор?

— Об Иване Маслове. Помнишь, я тебе в детстве про него рассказывал, — объяснил Алексею отец.

— Это тот, который Романовых охранял и которому крест великой княгини достался?

— Романовых охранял? В смысле, царя с родственниками? — удивленно спросил Борис.

— Нет. Великих князей. Их в Алапаевск сослали, человек пять, кажется, и великую княгиню Елизавету Федоровну. Ты, Борис, молодой и не знаешь, но она была родной сестрой последней императрицы и женой дяди последнего царя, — пояснил задумчиво Сергей Андреевич, складывая на коленях руки в замок. — Необычная была женщина. Ее мужа, московского генерал-губернатора, взорвал революционер Иван Каляев, его ты, наверное, помнишь из школьной истории.

— Ну конечно, у нас и улица есть, его именем названная, — поспешил напомнить Борис.

— Ах да. Бывшая Захарьевская. Совершенно верно, — кивнул Сергей Андреевич. — Так вот, после смерти мужа великая княгиня покинула дворец и переселилась в основанную ею Марфо-Мариинскую обитель, и полностью посвятила себя благотворительности. Сейчас это слово не в ходу, и смысл его во многом извратили, но княгиня действительно много помогала бедным, сиротам, лечила больных, подготовила в своей обители, которая не была монастырем в полном смысле слова, а, скажем так, объединением верующих, благородных, добрых женщин, которые посвятили свою жизнь служению другим.

— Вы так говорите про члена царской семьи, как будто она вам нравится. А ведь эти люди столетиями угнетали народ, обирали его! Они плясали на балах, обвешанные бриллиантами, когда простой народ голодал! — Все-таки Сергей Андреевич временами был очень странным, говорил такие несуразные вещи, наверное, потому, что еще до революции родился при царском режиме.

— Конечно, — улыбнулся снисходительно Сергей Андреевич, — ты совершенно прав. И все же и среди них попадались порядочные люди. Все свои деньги и драгоценности княгиня пустила на помощь бедным и уж ни на каких балах не отплясывала. А многие вообще почитали ее святой. Так-то. Вот ее и молодых князей Романовых Иван Маслов и охранял в Алапаевске, и даже присутствовал при их казни.

— А их разве казнили? — удивленно спросил Борис.

Алексей предостерегающе взглянул на отца.

— То, что я скажу, скорее всего, государственной тайной не является. Но все же неприятности у меня могут быть, хотя времена нынче и изменились. Ты можешь дать мне слово, что никому не расскажешь то, что сейчас услышишь?

— Конечно. Честное комсомольское, — горячо пообещал сжигаемый любопытством Борис.

Алексей неодобрительно покачал головой.

— В восемнадцатом году ситуация на Урале была сложная, белые наступали, сил удержать Урал не было, в этой обстановке оставлять в живых семью последнего царя было крайне опасно. Попади они в руки монархистов, у тех появилось бы живое знамя и возможность восстановления царского режима. В этих условиях большевистское правительство приняло единственно логичное решение — ликвидировать всех родственников царя. Вот только способ убийства был выбран уж очень жестокий.

— Жестокий — какой?

— Их живыми скинули в заброшенную шахту. Даже не расстреляли, а потом забросали гранатами и бросили там медленно умирать от ран, голода и жажды.

— Откуда вы это знаете?

— Да все знают, кто был в то время на Урале. Когда Колчак взял Екатеринбург и Алапаевск, провели следствие, тела достали, захоронили, отыскали свидетелей, участников, допросили, составили протоколы. Газеты об этом писали. Такие вот дела.

— А этот Маслов, он что, тоже участвовал? — еще не решив, как отнестись к рассказу генерала, спросил Борис.

— Говорит, что сам в казни не участвовал, в обозе сидел, думаю, так оно и было. Трусоват он для таких дел.

— Ага, трусоват. А в товарищей своих из автомата стрелять смелости хватило? — не согласился с ним Борис.

— Тут другое. Ему пришлось выбирать между своей жизнью и чужой, а в Алапаевске ему ничего не угрожало.

— И все равно он трус и подлец!

— Никто и не спорит, — вздохнул Сергей Андреевич.