Юрий Герман - Повести и рассказы о советской милиции

Теперь мне стало ясно, откуда Ксения Филипповна хорошо знает эту семью. Но ведь надо же было случиться, чтобы Борис женился на девчонке из Бахмачеевской. Поистине мир тесен.

Света спохватилась.

– Ты гостя накормил? – строго спросила она мужа.

– Умолял. Отказывается. Правда, Кича, умолял?

– Умолял, – подтвердил я.

– Ты с дороги?

Ого! Сразу на «ты». Мне это понравилось.

– С дороги, но есть не хочу, честное слово!

– На кухню, на кухню. – Она без дальнейших церемоний буквально вытолкнула нас на кухню.

Света пошла переодеться. Мы остались одни.

Борька как-то лихорадочно ставил на стол тарелки, рюмки, резал хлеб, колбасу…

– Работа в городе – одно, а у меня – совершенно другое,

– продолжал я незаконченный разговор. – Когда ты в городе начинаешь какое-нибудь дело, то перед тобой возникают люди, которых ты видишь впервые. Что ты о них знаешь? Ничего.

– Это как знать, – многозначительно усмехнулся Михайлов.

– Не перебивай. А я в колхозе знаю каждого как облупленного.

– За три месяца? – усмехнулся Борька, доставая бутылку коньяка с небольшим количеством жидкости, почти на самом донышке.

– Я говорю о Денисовых. Понял? Так спрашивается, знаю я Арефу или нет, когда вижу его почти каждый день, бываю у него дома, ем с ним за одним столом?

– Ты смотри, – предупредил он меня строго, – подловят они тебя, погоришь. Не такие еще попадались на удочку.

Вот у нас…

Он замолчал. Потому что пришла Света, В белом брючном костюме.

– Давай, Кича, прекратим на профессиональные темы…

Не всем это интересно.

– Интересно, – сказала его жена и, взглянув на стол, прикусила палец.

Борька как-то сжался, словно ожидая выговора.

Но Света ничего не сказала. Она спокойно убрала бутылку в навесной шкафчик и достала другую, нераспечатанную.

– Мы тут сами, понимаешь, хозяйничаем… – Михайлов стал зачем-то двигать тарелочки, вилки, ножи…

– Садись. Вам, мужчинам, доверять нельзя.

Ну и молодчина! Получил Борька по мозгам. Мне все больше нравились ее конопушки и ямочки.

Ну что же, Михайлов! Укатали сивку крутые горки.

Вернее, сам ты себя укатал.

Света распахнула холодильник, и на стол повалились овощи, фрукты, какие-то баночки, свертки, тарелочки с аппетитной и привлекательной едой.

Я уверен, что потом, когда они останутся одни, она ему выдаст. И поделом.

Я всегда подозревал, что за ухарским, нахрапистым поведением Борьки скрывается что-то другое. А это, оказывается, трусость. Мелковато…

Значит, он боится этого дома. Боится, потому что чувствует себя обязанным.

Мне стало жалко его. Я был рад видеть Борьку. Так всегда радуешься своему дому, в котором прожил детство, каким бы неказистым он ни был…

– Я разогрею голубцы, а вы пока закусывайте.

Михайлов разлил коньяк по рюмкам.

– Постой, постой, – замахал я руками. – Я же за рулем.

– Одну рюмочку. За встречу.

– Не хватало еще, чтобы меня застукали гаишники.

Красиво будет выглядеть – пьяный участковый…

– Ерунда! Все в наших руках.

– Тебе куда-то еще ехать? – Света навалила мне полную тарелку всякой всячины.

– В гостиницу. Кстати, Боря, раз уж все в ваших руках, организуй мне где-нибудь койку…

– Это запросто! – Он живо поднялся.

– Как, тебе негде ночевать? – Света удивленно посмотрела на меня, потом на своего мужа.

– Я же говорю – запросто! Даром, что ли, милиция?

– Подождите, Борис Иванович. – Видимо, так Света обращалась к мужу, когда бывала недовольна им. – Вы, значит, не предложили Диме остаться у нас?

– Откуда я знаю, какие у него планы? Светик, у нас дела. Дела государственной важности. Не все мы можем говорить…

Борька выкручивался, как мог. Он пялил на меня глаза, чтобы я поддержал его.

Но мне страшно хотелось позлить его. И я молчал.

Интересно, как он справится со своим положением?

Борька нерешительно сел. Взялся за рюмку.

– Ну давай. Если останешься, можешь, между прочим, выпить.

Хитрец, хочет свалить решение этого вопроса на меня.

Не выйдет.

– Мне завтра рано вставать. Все равно будет запах, –

спокойно сказал я.

Михайлов, крякнув от досады, одним глотком опрокинул в рот рюмку. Света об этом больше не заикалась, думая, что вопрос решен, и я останусь.

Оставаться я не думал. Ни в коем случае. Я никогда ни у кого не оставался ночевать. Может быть, это предрассудок, но так приучила бабушка. Она всегда говорила отцу: хоть ползком, мол, но добирайся до своего дома, до своей постели.