Александр Ярушкин - Траектория

— Дед Кондрат?! — замираю я,

Данилов взмахивает рукой:

— Ну! Как увидел его образину, сразу привязалось — дед Кондрат. А откуда — ума не приложу. Недели две мучился, так ничего и не придумал.

— Зеленый магазинчик на улице Маршала Жукова? — уточняет Павел.

— Кажется, так она называется. Я же говорю, трамвай по ней ходит, Казачий рынок рядом. Если надо, могу показать. .

— Тимофей Дементьевич, давайте попробуем еще раз вспомнить; что произошло в доме и как вы оказались на проезжей части улицы Съездовской, — прошу я.

Данилов виновато разводит руками.

— Да разве же я не пробовал? Даже на улицу эту ходил. Бесполезно.

27.

«Казачий рынок». Выпрыгиваем из трамвая на утоптанный снег, усыпанный шелухой от семечек и кедровых орехов.

Одноэтажный, с большими витринными стеклами, обшитый выкрашенными в зеленый цвет досками магазинчик, какие сохранились только в старых кварталах да на окраинах, находится и в самом деле недалеко от рынка.

Гренадерской наружности продавщица в грязновато-белом халате бойко отпускает хлеб, сахар, папиросы, пряники, успевая переговорить со стоящими в очереди женщинами о последних новостях, переброситься шуткой с основательными на вид мужчинами, прикрикнуть на вываленных в снегу, краснощеких, хлюпающих носами мальчишек, зычно встретить каждого нового покупателя сообщением о том, что через десять минут магазин закрывается на обед и в очередь лучше не становиться, так как торговать в личное время она не собирается.

Мы с Павлом в очередь не становимся, а скромно отходим к окну. Удобно устроившись на широком деревянном подоконнике, разглядываю витрины, стараясь определить, что там есть такого, чего нет в Новосибирске. Паша Черный, засунув руки в карманы крытого полушубка, стоит рядом.

Когда последний человек из очереди получает свою буханку хлеба, продавщица, до этого изредка поглядывавшая на нас, настойчиво упирается в меня взглядом.

— А вас, голубки, не касается?! Обед у меня. С двух часов.

Неужели со стороны мы производим именно такое впечатление? Занятно.

Павел показывает удостоверение. Продавщица не удивлена, однако сникает, переводит вопросительный взгляд на меня.

— Я с молодым человеком,— поясняю ей.

Тогда она идет к двери и. запирает ее на длинный стальной крюк.

— Бэхээс? — спрашивает у Павла.

Он отрицательно качает головой.

— Нас один старик интересует, где-то неподалеку должен жить,— говорит Павел.—Вы давно, здесь работаете?

— Почитай, лет двадцать!

— Старика зовут дедом Кондратом. Не знаете такого случайно? — спрашиваю я.

Продавщица даже обижается,

— Меня все знают, и я — всех. Лобач его фамилия.

— Где он живет?

— Тут, на Лагерной. Тьфу! Все по старинке называю. На Жукова то есть. Седьмой дом, кажется, только на другой стороне, если не снесли еще. Да вы сразу найдете: ворота покосились, ставни вечно закрытые... Только я этого алканавта уже третью неделю не вижу. Дала рупь взаймы, теперь год ждать буду.

— Пьет? — уточняю я.

— Конченый,— огорченно говорит продавщица.— Запойный. Вечно денег не бывает, а все пьяный.

Павел недоумевает:

— Как же так?

— Один он живет, вот и обретаются у него всякие шарамыги. Ничего с ним участковый поделать не может. Кондрат пенсию имеет, за тунеядство не посадишь. Плохого, вроде, тоже никому не делает. Не ворует, самогонку не гонит, краденого не скупает — поди возьми его... Сейчас-то ему похужело, бормотуху — и ту с утра не купишь, хоть сдохни с похмелья...

— Спасибо,— останавливает ее Павел.

Идя вдоль трамвайных путей, я, как в детстве, творю заклинание: «Только б не снесли, только б не снесли, только б не снесли». Стараюсь не глядеть на дома, а когда поднимаю голову, замираю: длинный забор из почерневших досок плавно переходит в бревенчатую стену дома. Стена есть, а крыши нет. И других стен нет. Один фасад. Ставни на трех окнах закрыты наглухо, а четвертые — распахнуты. Покачиваются со зловещим скрипом.

— Да не этот,— усмехаясь, вырывает меня из оцепенения Павел.— Я считаю... Вон дом деда Кондрата,— через несколько шагов говорит он.

Облегченно вздыхаю, разглядывая небольшой дом, словно сбитый набок ударом гигантской кувалды. Дом с закрытыми ставнями и парадным крылечком, над которым скрученные в спираль трехгранные стальные прутья поддерживают дугообразный навес, когда-то с любовью и мастерством украшенный ажурной резьбой по дереву. Сейчас, изъеденная кариесом времени, она производит жалкое впечатление, как рот дряхлого старика, пренебрегшего услугами протезиста.