Александра Маринина - Другая правда. Том 2

И наступает момент, когда копившееся негодование на соседей, ненависть к ним выплескиваются через край. Такие существа не имеют права дышать одним воздухом с ним, Андреем Сокольниковым, представителем высшей расы. Да и дружок Дима Щетинин тут как тут… Интересно, что конкретно он мог сказать?

– Да грохнуть их всех – и все дела, – выдала Настя первую версию.

– А хочешь, я помогу тебе от них избавиться, – предложил свой вариант Петр.

Они еще несколько минут развлекались, прикидывая и словно пробуя на вкус разные реплики. Получилось увлекательно. Даже разыграли импровизированный диалог, который мог бы состояться между Сокольниковым и Щетининым, обсуждающими, как убить, где взять оружие, у кого можно заказать «стреляющую ручку», где спрятать тела.

– Эта «стреляющая ручка» – очень любопытный момент, показательный, – заметила Настя. – Я с самого начала о ней думала, все никак понять не могла, зачем? В девяностые по стране гуляло столько огнестрельного оружия – на любой вкус, купить – не проблема. Зачем ручка-то? Ненадежная, одноразовая, готовых нет, в отличие от пистолетов, нужно искать мастера, заказывать. Одна морока. И только потом, когда мы немножко глубже узнали характер Сокольникова, мне пришло в голову, что выбор такого странного оружия мог тоже быть проявлением «особости»: я не такой, как все, я лучше, выше, и у меня все будет иначе. Я избранный. В общем, какие-то соображения вокруг этого. Но возможно, мальчику просто захотелось поиграть в шпионов. Что-то вроде «вы тут ходите рядом со мной и даже не догадываетесь, какой я на самом деле, думаете, я такой же, как вы, а я – крутой Джеймс Бонд».

Резюме: договорились, ручку достали (в деле есть все материалы о том, где и при каких обстоятельствах она приобреталась). Правда, ручка-то только на один выстрел годится, а жертвами наметили троих. Подготовиться к совершению преступления как следует не успели, ситуация развернулась неожиданно, но именно тогда, когда Щетинин был дома у Сокольникова. Ну и понеслось… Сначала использовали ручку, выстрелив в голову женщине, после чего в ход пошли разводной ключ (мужчина) и электрический шнур (ребенок).

Тела вывезли, место выбрал Щетинин. Квартиру отмыли от крови, навели порядок. Прошел день, другой… Ничего не происходило. Звонили с работы Георгия Данилова, потом даже приходили, удовлетворились словами Сокольникова о том, что «они всей семьей собрались и уехали куда-то в деревню». Забегала подружка Людмилы Даниловой, ей он сказал то же самое. И сестре Георгия тоже.

Шли дни, недели. Всё было тихо. У него получилось! Он действительно умный и ловкий. Он – лучший. Он лжет в глаза – и ему верят. Он даже может безнаказанно убить, потому что он – высшая раса. Ему можно. Ему дозволено. Он имеет право.

Какое жуткое сочетание невеликого ума с чрезмерно завышенной самооценкой!

– А теперь скажите мне, Петя, на какую приманку можно поймать такого мальчика. Вам примерно столько же лет, вы тоже молодой мужчина. Что приходит в голову?

Насте казалось, что она знает ответ. Но хотелось проверить себя. Всё-таки женщина «позднезрелого» возраста не сможет мыслить и чувствовать так же, как мужчина двадцать пяти – двадцати семи лет. Она может ошибаться. То, что скажет Петя, наверняка окажется ближе к истине.

Петр некоторое время думал, потом твердо произнес:

– Слава. Признание.

Да, это было именно то, о чем она думала.

– Позиция духовного лидера, – уточнила она. – Помните, что рассказал Ярош? После апрельских выступлений неонацистов в девяносто восьмом году группировки начали громить и уничтожать, движение оказалось обезглавленным. А свято место, как известно, пусто не бывает. Дима Щетинин, спасая собственную шкуру, предложил Андрею Сокольникову открыто признаться в убийстве представителей низшей расы. На следствии, разумеется, о своих идейных побуждениях молчать, напирать на внезапно возникший конфликт, выросший на почве длительных неприязненных отношений, на обоюдную драку с Георгием, несчастный случай с его женой, а ребенка, дескать, вообще отец убил. Тогда срок дадут маленький совсем, а может, и условным осуждением обойдется. «У тебя же адвокаты в друзьях, они знают, как дела делать и вопросы порешать, у них вон какие кровавые бандиты из суда свободными выходили!» Хороший аргумент, Андрей с ним был согласен, он же действительно работал на адвоката и корешился с его помощниками, все своими глазами видел, а чего не видел – то слышал в хвастливых рассказах Филимонова и Самоедова. Он верил, что друзья его любят и не предадут ни при каких обстоятельствах. Разве можно его, Андрея Сокольникова, обмануть или предать? Он же самый лучший! Его все обожают, в рот ему смотрят. Разве можно ему не поверить? Он же самый хитрый и ловкий! Так что следствие утрется той версией событий, которую им преподнесет умный и уверенный в себе Сокольников, зато на воле Дима Щетинин обещает развернуть бурную деятельность по пропаганде героического подвига, который Андрей совершил, чтобы оставшиеся без руководства единомышленники не утратили веру в расовую идею. Он готов пойти на зону и претерпевать ужасные лишения во имя духовного сплочения соратников. «Посидишь совсем недолго, – мог увещевать Щетинин, – а когда выйдешь – возглавишь всё движение в стране, станешь настоящим духовным лидером, никто с тобой сравниться не сможет, потому что на такие жертвы никто, кроме тебя, не способен». Роль лидера, принесшего жертву, Андрею показалась заманчивой. Жертва – это красиво! Что он говорил во время стационарной судебно-психиатрической экспертизы? Что суда не будет, потому что он так решил. А суицидальных склонностей эксперты не усмотрели. Можно предполагать, что в тот период Сокольников готов был пойти на самоубийство, дабы не допустить суда, «чтобы не злорадствовали», то есть принести еще одну жертву. Готовность лишить себя жизни, потому что жизнь эта не мила, – проявление депрессии и тех самых склонностей, о которых писали эксперты. А готовность принести себя в жертву ради идеи, хотя жить очень хочется, – история совсем иная. И эту историю Андрей Сокольников вполне успешно скрыл и от психиатров, и от следователей.