Анна Князева - Монета скифского царя [litres]

– А вы знаете?

– Знаю…

Помолчав, Дайнека спросила:

– Почему именно я?

– Вы – правильный человек.

– Откуда вы знаете?

– Знаю… – Благовестов слабо махнул рукой. – Вам не чужды благородство и чувство сострадания. Таких людей теперь мало.

– И вы не боитесь, что я… – Дайнека замолчала, не договорив.

– Нет, не боюсь. Вы – человек чести. Да и кого заинтересует старая история, пусть даже такая… – Он закатил глаза, но тут же пришел в себя и договорил: – Пусть даже такая страшная. Я, милая барышня, умираю. Уходить с таким грузом туда… – Благовестов восстановил дыхание: – Я не хочу.

– Не знаю, что на это сказать. – Дайнека опустила глаза.

– Говорить буду я. А вы слушайте и, если хотите – пишите на диктофон, как это делали в прошлый раз.

– Простите.

– Не нужно извиняться. Я уже сказал и снова повторю: вы хорошая девочка и если врете, то наверняка во благо. Я – старый человек, людей вижу насквозь. Меня растрогал ваш поступок, и я не буду брать с вас слово молчать. Если посчитаете нужным – рассказывайте. Только вот ведь какая беда, никому это уже не нужно. Все умерли.

– Мне очень жаль…

– Я тоже был участником той экспедиции. В пятнадцать лет отец взял меня с собой и устроил разнорабочим. На раскопках я снимал лопатой верхний культурный слой – самый неблагодарный труд. Отец и дядя Веня Велембовский работали, как говорится, на острие – в нижней части раскопа. В тот год мы раскапывали скифский курган под Керчью. Курган оказался не-разграбленным, и это было удачей. Многие из наших находок теперь хранятся в Эрмитаже и прочих музеях. Но я не об том…

– Может, водички? – предложила Дайнека.

– Нет. Спасибо, – отказался Благовестов и продолжил рассказывать: – Помню разговор между отцом и дядей Веней. Мы жили втроем в одной палатке. Я притворялся, что сплю, они выпивали и разговаривали…

– О чем?

– Тогда я ничего не понял, но после небезызвестных вам событий все встало на место. Я сопоставил факты и ужаснулся. Но лучше давайте по порядку. Когда убили родителей Глебушки, я плакал вместе с ним. Мы были друзьями. Глеб поселился у нас, но через три года переехал в свою квартиру.

– Вы об этом рассказывали.

– И вот однажды, я уже учился в университете, мы с моей девушкой приехали к нам на дачу. Отец приготовил шашлыки, мать накрыла на стол, все было здорово. Вечером я вышел покурить и увидел, что в дальнем углу двора, у забора, где была куча компоста, отец разжигает костер. Я подошел ближе и вдруг заметил, что отец растерялся. В его руках была канистра, а в кострище, облитая бензином, лежала шуба Деда Мороза и голубая тряпка с опушкой, потом я понял – шубка Снегурочки. Отец чиркнул спичкой, и все занялось пламенем.

– Цвет у шубы какой?

– Я хорошо помню – синий.

– Что было потом?

– Отец попытался поговорить, но я уклонился от разговора и только сказал: «Я ничего не видел». После этого случая в наших отношениях появилась недосказанность и, я бы сказал, отчужденность. Никогда больше мы не были с ним близки, как раньше.

– Вы связали этот случай с гибелью Велембовских? – спросила Дайнека.

– Не сразу. Хоть и сказал отцу, что ничего не видел, но этот случай не отпускал меня. Я помнил шумиху вокруг Дедов Морозов. Соседка видела, как один из них шел к Велембовским. Я думал, сопоставлял различные факты и вспомнил, что за день до того, как убили Велембовских, в нашем доме поселились два папиных студента. Они были заочниками и приехали откуда-то из глубинки. Отец собирался с ними позаниматься перед сдачей экзаменов.

– А мама? – осторожно поинтересовалась Дайнека. – Мама была дома?

– Она уехала в поездку по Золотому кольцу. Были новогодние каникулы, и моя мама-учительница сопровождала свой класс. Предполагалось, что я тоже с ними поеду. Но я в последний момент отказался, потому что не нашлось путевки для Глеба.

– Вы не поехали из-за друга?

– Отец жутко сердился, но, вопреки моим опасениям, обеспечивал меня карманными деньгами, как никогда. И мы с Глебушкой загуляли: на каток, в планетарий, по музеям.

– Вы заговорили про студентов отца.

– Странные были эти ребята. То, что матом ругались, – это ерунда. Напряженные, какие-то жесткие. К тому же я не узнавал своего отца, он словно сделался меньше ростом, заискивал перед ними, угождал.

– Чем они занимались?

– На кухне выпивали. Курили. Телевизор смотрели. Вот, пожалуй, и все.

– Вы сразу поняли, что они не студенты? – Дайнека сообразила, к чему идет разговор.