Иван Козлов - Мой брат, мой враг

В сквер на Курском вокзале въехала машина с красным крестом, к ней тотчас потянулись бездомные бродяги, выстроились в очередь. Глядя на них, Бильбао невольно вздрогнул. Нет, такую бы роль он сыграть не смог. Еще вчера он хотел облачиться в тряпье и пожить вот тут, среди киосков, тарных ящиков, заночевать у батареи… Но от нее на десяток метров разит мочой, и потом, хоть он, Сергей Калганов, вовсе не голубых кровей, но наряду с другими копаться в мусорных контейнерах, доедать остатки пирожков и допивать пиво из выброшенных бутылок — это слишком.

Два дня крутится он здесь, стараясь не привлекать ничьего внимания. Делать это нетрудно: вокзал забит народом. Беспризорники лет тринадцати — пятнадцати, но с серьезными, взрослыми глазами, то и дело попадают в поле его зрения, кучкуются, разбегаются, дерутся. Они на виду, но Чума возле них не появляется.

Неужели еще один день пройдет безрезультатно?

Похоже, что так.

Уже зажглись фонари, вечерний час пик тоже прошел, те, кто возвращается с работы на пригородных электричках, разъехались по домам, платформы заметно опустели.

Пришел поезд с Кавказа, повалил люд, Бильбао тоже вышел на привокзальную площадь. Здесь стояли тетушки с объявлениями «Сдам жилье», в легковушках сидели скупщики золота. Две-три машины стояли в затененных местах с тонированными окнами, проходить возле них Бильбао не рискнул. Чуму он так не разглядит, а вот тот может его и узнать.

Девушка в расстегнутом полушубке прогуливается вдоль стеклянной стены вокзала. Темненькая, с цыганочкой схожая. Может, и молдаванка.

— Красавица, а ты жилье не сдаешь? Она оценивающе смотрит на Сергея:

— Вон же бабки с табличками стоят, к ним иди.

— И что я с бабками ночью делать буду? Замерзну. А мне пропотеть хочется.

— А знаешь, сколько это будет стоить — крыша с «грелкой»?

Бильбао улыбнулся:

— С двумя «грелками», красавица, с двумя. Потеть так потеть. Только не в конуре и не на вонючих матрасах. А насчет денег — не обижу.

Черненькая завертела головой, явно кого-то выискивая. Нашла, позвала:

— Вероника!

Тотчас рядом с ними оказалась еще одна девушка, но уже блондинка. «Наверное, ошибся, — подумал Бильбао. — Мои должны быть брюнетками. Хотя…»

Блондинка заговорила распевно, глуша «г»:

— Гражданин чего-то желает?

— Желает с нами двумя, — ответила черненькая.

Подружка ее коротко хохотнула:

— Ого! Такого еще не было! А сил хватит?

— Всего хватит, — сказал Бильбао. — Надо только, конечно, бутылочку взять, еды… Я, если честно, голоден.

— Проблем нет, все сейчас решим, у нас холодильник затоварен.

— Горилка з перцем и сало?

— Ой. — Блондинка прикрыла ладошкой губы. — Никак от акцента не избавлюсь. Чувствуется, что хохлушка, да?

— Вы пока поговорите, а я сейчас все вопросы улажу. — И черноволосая, рассекая толпу, направилась к самому дальнему из стоящих жигулят.

Переднюю дверцу она открыла легко, без промедления, и Бильбао сделал вывод, что хозяин легковушки изнутри не запирается. Сергей стал так, чтоб хозяин машины не смог разглядеть его в зеркало заднего вида.

— Горилка, кстати, имеется, — продолжила блондинка. — Я вообще мало пью, но сегодня ради интереса накачаюсь. Ни разу любовью втроем не занималась. А у тебя уже есть опыт?

— У меня деньги есть. Я думал, тебя только они интересуют.

— Правильно думал, но все ж таки интересно…

Брюнетка вышла из «жигулей», быстрым шагом подошла к Бильбао:

— Иди к нашему хозяину, договаривайся насчет оплаты.

Это было везением. Бильбао уже прикидывал, как ему поступить, если Чума выйдет из машины, подойдет к ним, а тут…

Стоп, сказал он сам себе, а если там вовсе не Чумаков? Не один же он занимается таким бизнесом…

За баранкой сидел Чума. Свет в салоне он не включил, даже не повернул головы в сторону человека, севшего на переднее сиденье рядом с ним. Скучающе глядя перед собой в лобовое стекло, он только спросил:

— Таксу знаешь? В твоем случае — двойная.

— А может, как старому знакомому, льготу дашь?

Чумаков удивленно взглянул на Бильбао, не сразу его узнал, но по мере того, как узнавание наступало, лицо стала заливать зеленоватая бледность, — это было видно даже в полутемном салоне. Он хотел что-то сказать, но, видно, не было сил разомкнуть челюсти: подбородок лишь мелко дрожал.

— Рули отсюда, — сказал Бильбао.

Открылась задняя дверь, светловолосая хохлушка спросила: