Иван Козлов - Мой брат, мой враг

— Нет, не надо торопиться. И это не больно, вот увидишь.

Он гладил ее, целовал, но тело долго еще было каменным, болезненно вздрагивало от любого его прикосновения. Наташа лежала сжав зубы, закрыв глаза, мучительная, горестная гримаса исказила ее губы. Не скоро разомкнулись они и приоткрылись, а потом распахнулись глаза, и руки ее сплелись за его плечами, и стон, низкий, с содроганием тела, вселил в и без того крепкого Бильбао невиданную силу…

— У нас так будет всегда? — спросила она утром.

— С перерывами на работу. Правда, работаю я много.

— Хочу, чтобы важнее была я…

Не предупредив, не позвонив заранее, в его издательство приехал Коган. Удивился, глядя на стол, заваленный печатными страницами:

— Ты что тут делаешь?

— Готовлю к печати энциклопедию по истории оружия. Хорошая книга получается.

— Увлекся, однако… Деньги надо делать, деньги!

— Это и есть мои деньги. И потом, у меня их уже достаточно.

Коган сощурил глаза:

— Неужели ты знаешь в этом предел?

Вместо ответа, Бильбао предложил гостю кофе, но тот покрутил головой:

— Некогда. Мы сейчас едем в одну гостиницу на деловую встречу. Одевайся.

В таком командном тоне Коган никогда еще не говорил с ним. Бильбао откинулся на спинку кресла, спросил:

— Вы меня ни с кем не спутали, Яков Яковлевич? Я вроде не ефрейтор при полковнике.

На щеках того выступили красные пятна, но Коган все же умел держать себя.

— Я думал, партнеры так могут разговаривать. Если нет, прости. И неси свой кофе. — Он взглянул на часы, вздохнул. — Знаешь, Сергей, что в Москве дефицит? Тут крутятся большие деньги, тут в избытке красивые женщины, есть чудные рестораны, зрелища, оружие… Но нет людей, чтоб спину прикрыли. Когда ты в свой Ростов уехал, я действительно хотел подыскать тебе замену — есть у меня на то причины, как понимаешь. Ведь ты пренебрег нашей семьей… И потом, действительно иногда ефрейтор нужен, но такой, чтоб честно служил. Не нашел. А дело серьезное, Сергей. И сумма на кону серьезная. Ты молодой семьянин, так что она тебе не помешает, хоть и не бедствуешь.

— Не бедствую.

Они выпили кофе, потом Коган попросил его закрыть дверь кабинета, вытащил из кейса пистолет с наплечной кобурой, положил перед Бильбао:

— Думаю, это не пригодится, но и не помешает, если господа по сегодняшним переговорам как бы случайно увидят ствол.

— Когда-то я дал слово не носить с собой оружия, — вспомнил Бильбао своего дядю.

— Так то ж когда-то. Время изменилось, причем настолько…

Наверное, пистолет все же оказался лишним, подумал Бильбао, когда после получасового пребывания в одном из номеров «России» беседа Когана с двумя седовласыми, пожилыми мужчинами, как и начиналась, продолжалась в тихих, спокойных тонах. Собеседники совершенно не походили друг на друга. Один, худощавый, высокий, был кавказцем и говорил с чуть заметным акцентом. Второй, низкий, толстый, в старых роговых очках, большей частью молчал, просматривая лежавшие перед ним бумаги, и лишь изредка, натыкаясь на заинтересовавшую его строку или цифру, упирал в нее ногтем и спрашивал у Якова Яковлевича:

— Это верно? Это действительно так?

Разговор был малопонятен Бильбао, — какие-то финансовые термины, ничего не говорящие ему фамилии, половина из которых — иностранные.

Толстяк все читал листы, кивая при этом, ставя подписи где надо, а кавказец благожелательно говорил:

— Вариант Благого сулил нам большее, но кто такой Благой? Человек с улицы. Мы не знаем его возможностей, и верить лишь словам и обещаниям… Вы же — человек власти. Нам будет спокойнее работать с вами.

Толстяк опять постучал коротким пальцем по бумагам:

— Тут нигде нет Когана. Тут везде фамилия Калганова.

— Это правильно, — сказал кавказец. — Светиться не стоит. Мало ли… Но вы обошли Благого на последнем вираже. Он, конечно, взбеленится. Не боитесь? Мы, если честно, немного боимся, а вы?

Опять вмешался толстяк:

— А что он? Коган ни при чем. Коган нигде не фигурирует. Это пусть господин Калганов боится. А Калганов, — он перевел взгляд на Бильбао, — мне кажется, не боится ничего.

Толстяк подписал последний лист, передвинул стопку бумаг кавказцу, тот подписал не читая, протянул их Бильбао:

— Пожалуйста.

— Ставь автограф, — сказал Коган.

Бильбао еще по дороге сюда, в машине, просмотрел подготовленные Яковом Яковлевичем документы, выслушал его доводы и объяснения, потому без лишних вопросов оставил на бумаге свой росчерк.