Галина Манукян - Свидетель

— Да, Лена, вернись в офис. Зайди в мой рабочий компьютер, в папке «Важное» найдешь документ, первый в списке. Там данные по этой партии товара. Пароль ты знаешь…

«Эксплуататор, — нахмурилась я, — сам развлекается, а какая-то рабочая лошадка в десять часов вечера должна ехать в офис».

Выдав распоряжения, москвич отбил звонок и пошел по ступеням наверх. Я заколебалась, последовала было за ним, точнее, к Нике, но дюжий охранник преградил путь.

— Есть пропуск в VIP-ложу?

— Я подругу ищу. Она там. Вон, блондинка слева, смотрите…

— Без пропуска нельзя.

Миллионер обернулся.

— Пропусти. Пионерки тут долго не резвятся.

— Но она не оплатила…

Явно не привыкший повторять приказы, мужчина сделал жест кистью, будто небрежно муху смахнул. И охранник посторонился, одним этим движением лишенный достоинства. «Раджа» тут же забыл о нем и обо мне, оставив в моей душе послевкусие досады. Неожиданно для себя вдруг захотелось бросить в эту широкую спину телефоном или толкнуть специально плечом побольнее, чтобы сбить царственную спесь. Естественно, я сдержалась, с омерзением глядя на то, как олигарха подхватила под руку брюнетка с лощеными, будто атласный плащ волосами. Она потянула мужчину за собой, соблазнительно улыбаясь. Возможно в такие моменты люди и становятся революционерами, — подумала я, — решают выходить на Болотную площадь, выступая не против власти в целом, а против лично навредившего чиновника, против зарвавшегося богатея, против неприемлемого для человека чувства презрительного превосходства над ним, долетевшего рикошетом от неизвестно кого.

Я стиснула зубы, не желая ни в коем случае, чувствовать себя меньше и незначительнее этого сноба. Потому что это не так! Тотчас опомнившись, заставила себя возрадоваться, что этот эпизод для меня пусть и неприятен, но столь же мимолетен, как для рыбацкой лодки проплывающий круизный лайнер. Окатит волной издалека, качнет и всё, через десять минут он растворен в солнечной дымке, и след его слизан морской пеной. И вдруг я вспомнила слова Янины о том, что я его еще встречу. Я оторопела, неужели она была права и насчет энергетической петли?

Подождав, пока пара, достойная светской хроники, скроется за высокой перегородкой, я поднялась в VIP ложу. Здесь тоже царило шампанское и оживление, но не все плясали. И хорошо — некоторым чересчур серьезным, явно криминальным лицам биться в танце, на мой взгляд, не пристало.

Ника сидела, вжавшись в диван, в самом углу балкона. В пальцах застыл бокал с недопитым мартини. На столе полупустая бутылка, орешки, остатки фруктов на блюде, скомканные салфетки и второй бокал.

— Ник! Что случилось? — подскочила к ней я.

Подруга встрепенулась, будто дремала, и захлопала длинными ресницами.

— Что?! Ой, хорошо, что это ты, — выдохнула она перегаром. — Варечка, у тебя деньги есть?

Я криво улыбнулась.

— Есть. Но целевые, на квартиру.

Вероника отхлебнула из бокала, взглянула на меня виновато замутненными хмелем глазами и, молча принялась наматывать на кончик носа пшеничную прядь. Выглядело это смешно, но она всегда так делала, когда попадала в затруднение.

Я села рядом. Убрала ее руку.

— Выкладывай, в чем дело.

— Какой-то гад слямзил мою сумку!

— Как?!

— Так. Сначала тот придурок Егор приставать начал, я его отшила и на помощь позвала. Вышибала его пнул, а гаденыш крикнул, что у входа будет ждать. Вот. Ну, я тебе и позвонила. Потом познакомилась с парнем, вроде ничего такой, здоровый. Думала, поможет с тем гадом справиться. Ты же не Терминатор…

— Да уж.

— Поднялись сюда, заказали выпивку, закусить немного. Потом я чего-то замешкалась, а он вышел вроде на минуту. И уже почти час нету. И сумки моей нет, и мобильного, и карточек. Вряд ли он вернется…

— Да ведь я ехала сюда от силы час! Когда ты успела?!

— Ну вот, — Ника развела руками и ткнула наманикюренным пальцем в кожаный футляр со счетом, — теперь хоть натурой расплачивайся.

— Не говори глупостей, сколько там? — Я извлекла чек и ахнула. — Это же все, что у меня есть, даже на такси не останется.

— Это дорогой клуб, — вздохнула Ника.

— Заметно.

Не скрывая недовольства, я полезла за кошельком и снова недобро помянула олигарха, которому эти деньги потратить, как ребенку на копеечное мороженое… Так, глядишь, стану революционеркой — все отнять и раздать. Со скрипящим сердцем я выложила купюры, оставив в отделении одну сотню — на хлеб. Ника тотчас повеселела, обняла меня и чмокнула в щеку: