Ричард Остин Фримен - Бред сивой кобылы

— Но, — воспротивился я, — сколько существует ядов, которые можно обнаружить в пепле? Никакой органический яд не оставит следа, это же касается металлических ядов: ртути, сурьмы и мышьяка.

— Это верно, — согласился Торндайк. — Но есть и другие металлические яды, которые обнаруживаются в пепле: к примеру, свинец, олово, золото и серебро. Но вряд ли есть смысл сейчас обсуждать все эти версии. Все равно единственная возможность получить новые факты — это исследовать пепел. Конечно, вероятность того, что мы что-то там обнаружим, призрачна, однако, это, повторяю, единственная возможность, и мы не должны отказываться от такой попытки.

У Стокера, как и у меня, не нашлось возражений, но я видел, что у нас обоих в головах вертелась одна и та же мысль. Нередко и раньше казалось, что Торндайк зашел в тупик. Но на этот раз изобретательная миссис Хаггард поставила перед ним проблему, которая, похоже, ему не по плечу. Когда человек, расследующий преступление, допускает необходимость исследования урны с пеплом в отчаянной надежде определить, отчего умер покойник, становится понятно, что он дошел до крайности. Ведь надежда эта и в самом деле призрачная.

Тем не менее Торндайк, видимо, смотрел на дело с оптимизмом и опасался только того, что министр внутренних дел откажется выдать ордер на такое исследование. Эти опасения развеяло пришедшее через пару дней письмо, где содержалось необходимое разрешение и сообщалось, что присутствовать при исследовании уполномочен доктор Хемминг, известный нам как опытный патологоанатом, и что решать вопрос о проведении химического анализа нужно с ним.

В назначенный день доктор Хемминг появился у нас в доме, и мы вместе отправились на Ливерпуль-стрит. Пока мы туда ехали, мне стало очевидно, что он относится к этому делу так же, как и я. Во всяком случае, свободно обсуждая профессиональные вопросы, он обходил молчанием предстоящее исследование. Первым заговорил о деле сам Торндайк, когда поезд уже подходил к Корфилду, где располагался крематорий.

— Хемминг, — сказал он, — предполагаю, что вы сделали все необходимые приготовления?

— Да, — последовал ответ. — Суперинтендант встретит нас и проводит в подземелье. Там в нашем присутствии он достанет урну из ниши в колумбарии и доставит ее в кабинет, где и будет проводиться исследование. Я считаю, что такие формальности следует соблюсти, хотя если урна опечатана и на ней написано имя покойного, особого значения это не имеет.

— Да, конечно, — согласился Торндайк. — Думаю, вы правы. Если не принять необходимых мер предосторожности, то будет легко опротестовать идентичность пепла. Тем более что сам по себе пепел вообще невозможно идентифицировать.

— Так же решил и я, — сказал Хемминг. А когда поезд стал притормаживать, добавил: — Вот и наша платформа. А тот джентльмен на платформе, как я предполагаю, суперинтендант.

Предположение оказалось верным. Но не один работник кладбища носил такое звание. Когда мы представились друг другу, то увидели, как с конца поезда приближается… наш старый знакомый суперинтендант Миллер из Управления уголовных расследований.

— Мне бы не хотелось вмешиваться в это дело, — произнес он, когда присоединился к нашей группе и Торндайк представил его другим, — но из министерства нам сообщили о предстоящем исследовании, и я решил приехать сюда. А вдруг обнаружится хоть что-то новое. Разумеется, я не прошу, чтобы мне позволили участвовать в самом исследовании.

— Вы вполне можете присутствовать в качестве еще одного свидетеля при извлечении урны, — сказал Торндайк.

Так что Миллер присоединился к нашей группе, которая направилась со станции на кладбище.

Хранилище для урн размещалось в длинном, приземистом сооружении в виде аркады в дальнем конце поросшего ухоженными деревьями участка. На пути туда мы миновали крематорий, небольшое, похожее на церковь строение с дырчатой дымовой трубой, частично прикрытой невысоким шпилем. В хранилище нас провели к колумбарию, стены которого покрывало множество ниш. В каждой из них содержалась терракотовая урна.

Местный суперинтендант двинулся почти в самый конец галереи, Там мы остановились. Открыв прихваченную с собой книгу регистрации, суперинтендант прочел вслух номер и имя «Джонатан Ингл», а затем провел нас к нише, где виднелись те же номер и имя и покоился квадратный ящичек, на котором были написаны имя и дата смерти. Когда мы проверили эти детали, ящичек был аккуратно извлечен из ниши двумя помощниками, которые отнесли его в хорошо освещенную комнату в дальнем конце здания. Там у окна стоял большой стол, покрытый белой бумагой. Положив ящичек на стол, помощники удалились, а суперинтендент сломал печать и открыл крышку.