Хотя Олег только что сказал, что Роберт английские спецслужбы не интересует. Приятель неопределенно пожал плечами. На самом деле поводов для интереса МИ6 к банкиру Московцеву, в отличие от его сына, могло быть много.
— Кстати, зачем сюда все-таки приносило Роберта? По каким-то папашиным делам? Он же знает, что является сыном Московцева и не может быть потомком Николая Второго.
Олег напомнил, что Роберт учился вместе с Алексом Бейли и они поддерживали отношения после того, как Бобик отправился на Кипр, и после того, как вернулся. Вероятно, Роберт Литтлджон вытянул из Алекса всю известную тому информацию. Возможно, тот рассказал добровольно, возможно — с применением достижений химической и фармацевтической промышленности. Скорее — последний вариант, если судить по тому, что случилось с Шуриком Миллером уже в Питере. В его случае явно было использовано какое-то средство для развязывания языка и отключения памяти.
«Надо Шурика навестить!» — тут же подумала я.
— Роберт Литтлджон приезжал с поручением от биологического отца? — не отставала я. — Что он все-таки тут делал? Вы же наверняка за ним следили?
— За бриллиантом он приезжал, — как само собой разумеющееся ответил Олег. — Он узнал историю, которая в семье Алекса передается из поколения в поколение — он же тебе все верно рассказал? Бобик хорошо сориентировался на месте. Он познакомился с тобой. Потом он вытянул все из Шурика. То, что Шурику вовремя позвонили с сообщением о том, что в могиле отца нашли стекло, возможно, спасло ему жизнь. Хотя не знаю, стал бы Бобик его убивать, смог бы убить и убивал ли вообще кого-либо. Главное: Шурик на самом деле не знает, где камень. Ты не знаешь, где камень. Николай Рудольфович исчез, вероятно, с камнем. Значит, теперь Московцеву и Бобику нужно искать Николая Рудольфовича, который явно покинул пределы нашей страны. В России Бобику больше нечего делать. Бриллиант такого размера — это целое состояние. Он заинтересовал и Московцева, и тем более его сына. Но… Облом.
— То есть Роберт вернулся в Англию ни с чем? Или он сейчас на Кипре?
— Может, конечно, что-то прихватил из квартиры Миллеров. Это тебе Александр Николаевич скажет. Но это же все не то. И, думаю, именно он вскрывал склеп на кладбище. Может, надеялся, что Миллеры там что-то ценное держат.
— Кстати, а что мы там все-таки нашли?
— Сыворотку правды. Довольно редкую.
Я моргнула.
— Скорее всего, это тайничок деда Миллера. Может, еще с девяностых. А то и раньше он его обустроил. Ты же понимаешь, с какими людьми Миллер работал в те годы. И еще в советские годы. И этой публике требовалось получать информацию.
— Я помню, как в девяностые развязывали языки.
— Кто-то использовал и «химию», — пожал плечами Олег. — Не каждый человек может другому поставить раскаленный утюг на живот или засунуть паяльник в одно место. А тут укольчик, меньше моральных терзаний — а эффект еще и лучше. Человек сам начинает говорить. И остановиться не может. А потом ничего не помнит. То есть иногда помнит, а иногда не помнит.
— То есть ты считаешь, что дед Миллер проводил допросы в семейном склепе с помощью сыворотки правды?!
— А ты не считаешь?
Я прикусила губу. Я понимала, что Олег прав. Конечно, ночами на кладбищах народу нет. Если только бомжи, забирающие конфеты, яйца, хлеб и все остальное, что люди оставляют на могилах. Они же собирают цветы и перепродают. И если они услышат крики, то никуда не побегут. В полицию звонить точно не побегут. Спасибо, что иногда звонят к нам в холдинг и хоть кого-то удается спасти, например девушку Ксюшу. Да и если использовалась сыворотка правды, то человек не орал, а говорил. И не факт, что звуки из подземелья, даже крик, разносятся далеко. Если вообще слышны — там же дверь запирающаяся, которая ведет в подземное помещение. Я еще думала, для кого там задвижка. И два стула, рулоны скотча, ампулы и медицинские принадлежности…
Но ведь человека надо для начала привезти на кладбище. Может, убеждали приехать под каким-то предлогом днем, били по голове, запирали в склепе, а ночью приходили и допрашивали? Для этого Николай Рудольфович Миллер и занимался оформлением родового склепа в девяностые годы? Не чтобы хоронить, а чтобы разговаривать с живыми?
Что чувствует человек, очнувшийся в старом склепе в окружении урн с прахом? Это явно делалось (если делалось) для того, чтобы еще и психологически сломать клиента. Ори не ори, помощь не придет. Да даже если кто-то из обычных посетителей услышит крики, идущие из-под земли, то, наверное, не бросится на помощь, а постарается побыстрее сделать ноги. Кому там может быть надо выйти? Кого заперли? Представьте на минуточку ситуацию. Что вы сделаете, если услышите на кладбище голос из-под земли: «Помогите выбраться! Меня тут заперли!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу