Гийом Мюссо - Тайная жизнь писателей [litres]

– Это не единственная моя находка, – продолжил я и поведал о ста страницах «Непобедимого лета». Сначала Джаспер принял мой рассказ за шутку, но потом заподозрил, что я говорю серьезно. Я достал из портфеля первые десять страниц рукописи. Ван Вик пробежал их горящими глазами.

– Этот глупец всегда уверял меня, что сжег начатый роман! Чего вы хотите в обмен на продолжение?

– Ничего, – ответил я, отдавая ему остальное, – я не шантажист.

Он с благодарным видом принял пачку в сто страниц, как бесценную реликвию. Покидая устричный бар, я спросил его, нет ли у него новостей о Фаулзе, но он притворился, что не услышал.

Я поменял тему: сказал, что ищу американского литературного агента, который сопровождал бы мой новый проект – роман на материале последних дней Натана Фаулза на острове Бомон.

– Плохая идея, – нахмурился Джаспер.

– Это не биография, я не собираюсь лезть в его жизнь, – постарался я разубедить его. – Это будет чистый вымысел, вдохновленный фигурой Фаулза. У меня уже есть название: «Тайная жизнь писателей».

Джаспер остался непоколебим. Я пришел не за благословением, но расставаться на такой ноте мне не хотелось.

– Это единственное, что сейчас меня вдохновляет. Самое невыносимое для романиста – носить в себе историю и не иметь возможности ее рассказать.

Так я добился от Джаспера одобрительного кивка.

– Понимаю. – И я удостоился заученной тирады, которой он привык потчевать журналистов: – Загадка Натана Фаулза состоит в отсутствии загадки.

– Не переживайте, – ответил я на это, – я ее изобрету, это мое ремесло.

Перед отъездом из Нью-Йорка я купил в бруклинском магазине подержанных печатных машинок несколько лент.

До виллы «Южный Крест» я добрался под вечер в пятницу, за два дня до Рождества. Было холодно, но от сумасшедшего вида из окна, особенно на закате, у меня по-прежнему перехватывало дыхание. Впервые у меня было ощущение, что я вернулся домой.

Я поставил на проигрыватель пластинку с музыкой из «Старого ружья», с грехом пополам разжег камин, налил себе рюмочку «Бара Но Нива». Потом, усевшись за стол в гостиной, перед бакелитовой пишущей машинкой, я заправил в нее привезенную из-за океана ленту.

Глубокий вдох. До чего здорово снова очутиться за клавиатурой! Похоже, это и есть мое место в жизни. Чтобы согреться, я нашлепал первую пришедшую в голову фразу:

«Первое качество писателя – крепкий зад».

От прикосновения пальцев к клавишам меня пробила легкая дрожь. Я продолжил:

«11 сентября 2018 г., вторник.

«В пылающем небе хлопали на ветру паруса.

Яхта отчалила от берега Вара в час дня с небольшим и теперь шла на скорости пяти узлов в час к острову Бомон».

Лиха беда начало! Но прилив вдохновения тут же был нарушен смс-сообщением Джаспера Ван Вика. Агент спешил сообщить, что согласен прочесть мой новый роман, когда он будет готов. (Меня не проведешь, его цель – держать меня под наблюдением!) Фаулз, продолжил он, жив-здоров, агент выражает мне от его имени признательность за возвращение сотни страниц, о существовании которых писатель якобы забыл. В доказательство возросшего доверия Джаспер поделился со мной фотографией, сделанной туристом в Марракеше на прошлой неделе. Лоран Лафори, французский псевдожурналист, узнал Фаулза, прогуливавшегося по Медине, и расстрелял его из своей фотокамеры. После этого, возжелав лавров папарацци, Лафори попытался продать сделанные кадры желтым сайтам и журнальчикам, но Джаспер успел их перехватить и помешать обнародованию.

Меня охватило любопытство, и я максимально увеличил поступившее на телефон изображение. Я узнал место, потому что бывал там, когда путешествовал по Марокко: это был базар Эль-Хаддадин, куда стекаются торговцы скобяными изделиями и всевозможные мастеровые, в том числе кузнецы. Мне вспомнился лабиринт кое-как прикрытых от палящего солнца узких улочек, виляющих среди мастерских и прилавков, где умельцы без устали молотят по железякам, изготовляя лампы, фонари, ширмы и другие полезные штуковины.

В снопах искр можно было безошибочно различить троих: самого Натана Фаулза, пресловутую Матильду и годовалого ребенка в коляске.

На Матильде короткое жаккардовое платье, кожаная мотоциклетная куртка, босоножки на высоком каблуке. Ее рука лежит на плече у Фаулза. Ее лицо – сгусток нежности, энергии, концентрация света. Фаулз стоит на переднем плане, он в джинсах, голубой льняной рубашке и летной куртке. Загорелый, светлоглазый, он все еще хорош собой. Солнечные очки подняты на лоб, видно, что он заметил фотографа, и его взгляд означает примерно следующее: «Проваливай, не то тебе не поздоровится!» Он держится руками за ручку детской коляски. Я вглядываюсь в детское личико, и меня охватывает сильное волнение: ребенок напоминает меня самого, когда я был мал, светловолос, имел дырку между передними зубами и обожал круглые цветные очки от солнца. Фотограф, бесцеремонно вторгшийся в чужую жизнь, сумел кое-что ухватить: ощущение прочного согласия, мгновение счастливой беспечности, полного равновесия жизни.