Мария Воронова - Идеальная жена

Брусницын был папин редактор, соответственно, его жена – мамина лучшая подруга. Стас фрагментами помнил, как маленьким приезжал к ним на дачу в Сосново. Словно открытки, запечатлелись в его памяти высокое, казавшееся тогда огромным, крыльцо с облупившейся краской, почти горячее от солнца, сочные, присыпанные пылью лопухи под забором, толстая лягушка в луже и стрекоза с огромными малахитовыми глазами, летящая низко над черной водой. Помнил он и водомерок, часами мог наблюдать, как скользят по поверхности озера эти странные жуки, оставляя за собой легкий, как вуаль, след. Желтые кувшинки тоже помнил, как девчонки делали из них бусы, отламывая мясистый стебель то в одну, то в другую сторону. Тетя Инна Брусницына говорила, что их нельзя называть кувшинками, настоящие кувшинки тут не растут, а это кубышки. Но Стас все равно называл.

Сколько ему было тогда? Года четыре? Да, пожалуй, читать он еще не умел.

Потом папа стал очень хорошо зарабатывать, и семья завязала с дачной романтикой, проводила лето в домах творчества или санаториях, а Стас обожал ездить в пионерский лагерь.

Инна Семеновна, наверное, никогда и не узнала бы о существовании Тиходольского, но тут случилось событие, сделавшее его врагом номер один и главным злодеем всего дачного поселка. У одной дамы вдруг зарожала дочка, неизвестно с какой целью покинувшая цивилизацию на исходе девятого месяца беременности.

Дама заметалась и не придумала ничего лучше, как броситься к Тиходольскому с просьбой отвезти дочку в роддом.

Тот отказал, буркнув, что у него не санитарная машина, но отвел даму к сторожу, где имелся единственный на весь поселок телефон, и вызвал «Скорую помощь», и даже отправился встречать ее у поворота, показать дорогу, чтобы дама могла быть рядом с дочерью в такую ответственную минуту.

Врачи приехали быстро, но роды пришлось принимать на месте. Женщина благополучно разрешилась здоровым мальчиком, и счастливые мать и дитя отбыли в роддом, но новоиспеченная бабушка, вместо того чтобы радоваться прибавлению семейства, люто возненавидела Тиходольского, решив, что он отказал не из здравого смысла, а из вредности и потому, что боялся испачкать салон своей новенькой «Победы».

Теперь все малейшие отклонения от эталона в развитии новорожденного списывались на Тиходольского. Пупок зажил не на десятый день, а на одиннадцатый, у матери плохо отходит молоко, малыш ночью плачет, – все это происходит только и исключительно потому, что жлоб Димочка пожалел машину.

Простой хронометраж событий доказывал, что если бы поступили так, как хотела дама, то роды состоялись бы на лесной дороге под кустом, без присутствия человека с хотя бы начальным медицинским образованием, и тогда исход мог быть совсем другим, но даме эти соображения были нипочем. Успели бы доехать до роддома, и точка. Малыш появился бы на свет в медицинском учреждении, как все люди, и был бы абсолютно здоров.

К сожалению, образ жлоба, трясущегося над своей машиной, был поддержан дачной общественностью, и дама мало-помалу обнаглела и позволила себе поиздеваться над женой Тиходольского, пришедшей в местный магазин за молоком. Та ответила в том духе, что, когда вам в следующий раз понадобится помощь, в наш дом, пожалуйста, не стучите.

Дама решила, что ее оскорбили, и теперь она точно в своем праве, поэтому радостно прокляла Дмитрия и все его семейство.

Дачная жизнь бедна событиями, так что даже простая женская стычка в очереди за молоком становится горячей новостью. Ее долго обсуждали, решали, достоин Тиходольский проклятия или нет, потом вспомнили, что у дамы в роду были то ли цыгане, то ли кто-то еще, во всяком случае, глаз у нее точно черный, так что может и сработать.

Инна Семеновна посмеялась над дремучим населением поселка, верящим в то, что проклятие пожилой хамки может иметь силу, и благополучно забыла об этом инциденте на целый год, пока соседка не рассказала ей, что десятилетний сын Тиходольских скоропостижно умер от сальмонеллеза, эпидемия которого развернулась в соседнем пионерском лагере. Теоретически ребятам запрещено было общаться, но дырок в заборе никто еще не отменял. Пионеры гоняли в поселковый магазинчик за сигаретками, а больше за сладким вкусом приключения, а дачные дети просачивались на территорию лагеря, где тоже было много чего интересного.

Эпидемия шла вторую неделю, и все ребята болели примерно одинаково – высокая температура, пару дней рвоты и поноса и выздоровление. Поэтому когда у сына Тиходольских появились такие симптомы, мать не встревожилась, дала ребенку активированный уголь и решила продержать его денек на сладком чае с сухариками. Но к вечеру состояние ребенка ухудшилось, и через двое суток он скончался в местной больнице.