Евгения Михайлова - Имитация страсти [litres]

Когда слезы хлынули из моих глаз, сестра решительно подняла меня за локоть и вывела из палаты. Показала, где женский туалет для персонала, и сухо произнесла:

– Приведите себя в порядок и справьтесь со своими нервами.

Я сумела вернуться в палату только минут через двадцать. С порога почувствовала, что все изменилось. Харитонов по-прежнему сидел в своем углу на обычном, кстати, кресле. Рядом стояла его трость. Доктор Симанович стоял прямо у порога и смотрел на Колю. А тот полусидел, опираясь на подложенные под спину подушки, пил какой-то красивый напиток из высокого стакана и внимательно слушал какую-то нелепую и, возможно, смешную историю, которую ему рассказывал Сережа Кольцов, постоянно вскакивавший со стула, чтобы изобразить действие в картинках.

Я застыла в изумлении. Мой ребенок впервые доверчиво, нет, даже с восторгом смотрел на чужого взрослого мужчину, и на его личике повторялись все эмоции, которые изображал Сергей. Вникнуть в смысл слов просто не представлялось возможным. Но дело было в том, что какой-то ленивый и толстый мальчик как-то перехитрил и обманул целый отряд сильных, но глупых спортсменов и завоевал главный приз.

– А Вася налил в этот кубок молоко своему ежику, допил после него, и они легли спать, – вот эту дурацкую фразу я поняла.

А Коля вдруг счастливо, совсем беззаботно рассмеялся. И, как человек, с которым раньше ничего подобного не происходило, не мог остановиться, стыдливо закрывал рот двумя руками… А из глаз легко текли прозрачные слезы, и они впервые были не от боли и горя.

– Вот и хорошо, – заключил доктор. – Всегда считал, что с мальчиками умеют общаться только мужчины.

Харитонов поднялся со стула, подошел, опираясь только на трость, к кровати Коли и деловым тоном спросил:

– Сергей, ты согласен, как лучший частный детектив, сопровождать мальчика в теплый и солнечный город, где его ждут в очень хорошей клинике нашего доброго доктора?

– Это приказ? – с преданно-тупым выражением разведчика из кино спросил Сережа.

– Это очень важное задание. И да, это приказ. Я только тебе могу это доверить. Думаю, Ксения тоже. Я прав, Ксения?

Я онемела от страха, боясь все испортить.

– Мама, – вдруг произнес Коля. – Разреши ему. Он такой смешной. И очень сильный, он мне сам об этом рассказал.

«Мама», «разреши», – меня просто добили эти слова. Как будто я вышла из подземелья отчаяния на свет надежды и ослепла.

– Конечно, мой дорогой. Мы сегодня же все решим и обсудим. И я начну здесь готовиться к встрече с тобой.

Кольцов отвез меня домой, на прощание, не выходя из роли спасителя, произнес:

– Я, конечно, не страшный и безумно храбрый Харитонов, я даже не бандит и не чиновник на миллионы. Но я твой, Ксю. В любом смысле. Выбирай сама.

И я побрела по двору, обессиленная возможностями своего выбора. Как ни крути, это дружба и человечность, какие мне раньше даже не снились.

Мой старший сын вернулся через два месяца в Москву после успешной операции повзрослевшим и позолоченным южным солнцем. За ним летал уже всеми признанный оруженосец и друг детей Сергей Кольцов. Коля провел с нами неделю перед переездом в детский оздоровительно-реабилитационный центр в Подмосковье.

Думаю, там мы с ним во время моих посещений пройдем экстерном программу первого класса, и ему не придется пропускать год. Колю очень беспокоила перспектива считаться второгодником. Он немного ревниво воспринял успехи Пети в домашнем обучении, которые тот щедро и восторженно демонстрировал.

По отношению к своему малышу я стала окончательно клинически-восторженной мамашей. Мысли не допускала, что он может оказаться не вундеркиндом, и никому не разрешала в своем убеждении сомневаться.

Могла испортить? Неправильная формулировка.

Я мечтала испортить. Я страстно желала, чтобы задумчивые, настороженные, познавшие науку страха и заброшенности дети стали уверенными и свободными хотя бы в моих глазах, в своем доме. И пусть сработает закон равновесия. После униженности и ограниченности во всех мыслях и движениях они получат с процентами все долги мира по признанию и уважению их прав. Они – независимое, управляемое приложение к взрослым. Они интересны и важны сами по себе. Вот и все мое воспитание.

Что касается Пети, то он на самом деле (не удержусь и сейчас) необыкновенно сообразительный, талантливый ребенок. Его талант пока не выражен в чем-то конкретном. Он в страстном интересе ко всему, к самому процессу получения знаний, впечатлений, преодолению любых барьеров. Ему четыре года, а он уже умеет читать, считать и немного писать. Как многие современные дети, компьютер он освоил раньше тетради для письма. И не только потому, что благодаря Александру их первым учителем программирования стал гений Бадияр. И не только в силу совпадения, которое отмечают современные детские исследователи. Прогресс со своими возможностями в полной мере соответствует сознанию ребенка трех-четырех лет, которое еще не утратило веры в возможности чуда и сказки. Чем старше человек, взрослее понимание, тем больше в нем внутренних ограничений, страха и недоверия. В Москве есть школы программирования для детей с четырех лет. Но вряд ли кто-то может похвастаться таким учителем, как вдохновенный Бади, человек без границ.