Пол Гэллико - Банда «Зоопарк»

Вскоре мы поняли, что ты шепнул капитану Скубайду, потому что через три дня после нашей воскресной беседы за нами было установлено наблюдение. Это продолжалось до тех пор, пока самому тупому из полицейских не стало ясно, что мы занимаемся только своими делами и невинны, как белоснежные новорожденные ягнята.

Тридцать лет назад мы бы казнили тебя, дорогой Лис, за это предательство. Но, посоветовавшись, мы пришли к заключению, что ни один из нас не стал с тех пор моложе и что стареющие мозги уже не могут нести полную ответственность за исходящие от них директивы. Мы договорились считать, что ты действовал в состоянии временного умопомешательства; К тому же мы все тебя очень любим и я уверен, потом жалели бы, что поступили с тобой так жестоко. Однако ты должен быть наказан, поплатиться за то, что играл чувствами старых друзей. Поэтому, как ты заметил, мы унесли твои часы.

Ты посвятил прошлый вечер благотворительности. Даем тебе возможность продолжить эту благотворительную деятельность. Как всегда, наши интимные встречи, знакомства и дружеские беседы проходят в винограднике на дальней аллее. Справедливость требует, чтобы ты, в порядке компенсации, понес некоторый ущерб – ты знаешь, какие неприятности пришлось каждый день выдерживать кое-чьим друзьям. Мы думаем, что 250 тысяч франков хватит, чтобы помочь самым бедным людям в округе. Чек на эту сумму, выписанный на предъявителя и отправленный по почте кому-нибудь из нас, вернет тебе часы таким же волшебным способом, каким ты их лишился. И вдобавок восстановит твою репутацию в глазах четырех твоих старых товарищей.

Полковник дважды перечитал письмо. Сначала глаза его наполнились слезами, но потом он разразился таким хохотом, что едва смог отдышаться. Наконец, он успокоился и представил себе, какие будут лица у всех четверых, когда они прочтут в утренних газетах о неудавшейся попытке ограбить праздник на Серебряных песках.

Но это ничего не меняет, – решил Рокбрюн. – Все равно они правы. Я действительно «очень плохо себя вел». И наказание вполне справедливое.

Не дождавшись утра, он сел за стол и выписал чек. Потом запечатал его в конверт и написал адрес: Мсье Альфонсу Кузену, бар «Рыжая шевелюра», Антибы.

Он положил конверт в карман пиджака, погасил все лампы – небо на востоке стало уже совсем светлым, запер магазин и не спеша побрел к своему дому…

Это лето выдалось на французской Ривьере необычайно жарким, душным и каким-то особенно беспокойным. Может быть, сюда долетели отголоски кризисов, происходящих в далеких краях, а возможно, в этом были виноваты местные тревоги.

Приезжим прежде всего бросались в глаза загаженные, как никогда, пляжи. Огромные горы бумаги вперемешку с апельсиновыми корками, презервативами и другим самым невероятным мусором создавали подходящий фон для грязи другого рода – здесь, в Жан-ле-Пэн, собирались отбросы общества, худшая часть молодежи потерянного поколения.

Еще недавно Жан-ле-Пэн выглядел наивным провинциальным городком. «Ночными клубами» здесь называли две обычные дискотеки «Вум-Вум» и «Виски от Гого», где изредка показывали стриптиз и работало казино. В центре городка стояли ряды магазинчиков, где торговали дешевыми украшениями, бикини размером с почтовую марку и «последними моделями одежды», попадающими сюда через два года после столичных универмагов. Тут же были булочные, где можно было купить оладьи, украшенные блестящей глазурью.

В те безгрешные дни на улицах не было пьяных, по городку не носились слухи о грабежах и воровстве. Здесь всегда было светло, весело и радостно. Но пришли хиппи и все стало по-другому.

Вместе с ними появились сквернословие, нищенство, зловоние, наглость, мелкое воровство, бесстыдные оргии прямо на пляже и, конечно, наркотики.

До этого Франция, и в частности Ривьера, была свободна от этого проклятия, ниспосланного человечеству за его беспросветную глупость. Вслед за хиппи с их порочными привычками и страстями, хлынули торговцы наркотиками, и тогда Синдикат почувствовал, что Франция – это новая территория, которую можно завоевать. Однако только когда эта дрянь появилась даже в школах, французы осознали, что их страна очутилась в лапах международного наркобизнеса.

Был августовский вечер. Полная луна парила над безбрежной гладью Средиземного моря, странно похожая на светящийся апельсин. Ленивые толпы бродили по освещенным призрачным светом реклам улицам, разглядывая витрины. Хиппи собирались в конце улицы, у прибрежной аллеи. Некоторые из них не спеша прогуливались по – набережной, другие сидели развалясь на скамейках или прямо на тротуаре. Они были грязными, противными, чуждыми всему окружающему. Обычно их любимым времяпрепровождением было треньканье на гитаре, но часто они просто сидели, обхватив руками колени и окаменело глядя перед собой. Даже в серебристом лунном сиянии это было грязное и отвратительное зрелище. Словно мусор, накопившийся на пляжах за день, собирали в кучу и бросали здесь. Хиппи явно наслаждались вниманием туристов и прохожих, особенно степенных французских буржуа. Они оглядывали их с особой наглостью и самодовольством, характерными для этой новой породы бродяг.