Татьяна Полякова - Голос, зовущий в ночи

– Отвезти тебя? – спросил Забелин деловито, когда мы покинули ресторан.

– Шутишь? Мне тебя и так за глаза.

– Как знаешь. На всякий случай: обещаю быть рядом, чтоб ты меня не забывала, милая.

Я собиралась ответить что-то язвительное, но в этот момент на веранде вскрикнула женщина. Громко. Но повернулась я не к ней, а почему-то в противоположную сторону. И увидела нацеленный на меня пистолет. Двое парней на мотоцикле, в шлемах, полностью скрывавших лица, у того, что сзади, в руках оружие. Всего в нескольких метрах от меня. А дальше как в замедленной съемке. Я услышала выстрел, но за мгновение до этого Забелин схватил меня за руку и рванул на себя. На веранде теперь кричали сразу несколько человек, Валерка толкнул меня на землю, я упала, и он навалился сверху. А вслед за этим еще три выстрела. Рев мотора, и внезапная тишина.

Я попыталась выбраться из-под Забелина, с ужасом понимая: он вдруг стал очень тяжелым. К тому моменту вокруг уже были люди, кто-то бестолково кричал, кто-то пытался помочь. Я все-таки поднялась на ноги, Валерка лежал на асфальте, теперь лицом вверх, рубашка и пиджак залиты кровью. Глаза его были закрыты, и от его неподвижности, от этих его закрытых глаз сердце болезненно сжалось, и я закричала:

– «Скорую»! Вызовите «Скорую»! – повисла на руке какого-то мужчины и спросила: – Он жив?

Все последующее вспоминалось мешаниной случайных кадров. «Скорая», приемный покой, незнакомые люди вокруг. Беседа со следователем, которая начисто выветрилась из памяти. В себя я понемногу начала приходить, когда увидела папу. Он появился в сопровождении своего адвоката. Бледный до зелени, отец бросился ко мне, торопливо обнял.

– Все нормально, папа, – зачем-то сказала я.

И снова калейдоскоп картин. Я в отцовском доме. Маринка тут же, протягивает стакан воды, сует таблетку.

– Все свидетели утверждают, стреляли в тебя, – говорит отец и добавляет со злостью: – Где твой Марич, черт бы его побрал?

Как ни странно, этот вопрос в те дни был не самым насущным.

На следующий день мы с папой встречаемся за завтраком. Маринка все еще здесь, суетится возле плиты.

– Что с Забелиным? – спрашиваю я.

Папа хмурится.

– Оперировали.

– Оперировали, и что дальше?

– Ничего конкретного. Возможно, выкарабкается. Но без гарантий. И очень велика вероятность, что останется инвалидом. Одна из пуль задела позвоночник.

В тот момент ничего, кроме тошнотворного ужаса, я не ощущала. Бросилась в туалет. Меня рвало, а Маринка испуганно колотила в дверь. Умываясь, я смотрела на себя в зеркало, поражаясь иррациональности происходящего. Это то, что не поддается никакому объяснению.

На третий день после операции Забелин пришел в себя, еще через сутки его из реанимации перевели в палату. Само собой, палата была лучшей в больнице, и находился он там один, об этом позаботился папа.

Несколько минут я стояла перед дверью, не в силах ее открыть. Зажмурилась и глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, потом вошла. Забелин смотрел в окно. Услышав, как скрипнула дверь, повернулся. Лицо осунувшееся, но в глазах привычная насмешка.

– О, кого я вижу! Апельсины принесла?

– Всего понемногу, – ответила я и стала убирать продукты в холодильник. – Йогурт хочешь?

– Нет. С утра закормлен. Сестричка прямо рвется меня спасти, проявляет чудеса заботливости. Утку выносит благоговейно.

Я села на стул рядом, он некоторое время меня разглядывал с интересом.

– На всякий случай, – сказал весело. – Забудь, что я наболтал в ресторане. Ты же понимаешь, я просто хотел тебя позлить.

– Ты меня спас, – сказала я.

– Да? Нечаянно получилось.

– Прекрати.

– Ладно. Я тебя спас. Что дальше? Топай, – сказал он, помедлив. – И не вздумай сюда таскаться. Не тревожь отца.

– Отец-то здесь при чем? – удивилась я.

– Он не в восторге от твоего Марича, но зять-инвалид нужен ему еще меньше. Тяжелый груз на твоих хрупких плечах. Ему ведь не хуже меня известно: с головой у тебя беда.

– Выходит, ты знаешь?

– О прогнозах эскулапов? Само собой. Успели уже мозг вынести.

– Лучше б меня пристрелили, – сказала я со злостью.

– Согласен, – хохотнул он. – Я не в восторге от результата, но что есть, то есть. Будем считать, я с тобой расплатился. Должок-то за мной был… Можешь больше не беспокоиться, из твоей жизни я убрался. Так что, как видишь, нет худа без добра. Топай, – махнул он рукой и отвернулся к окну.

Я продолжала сидеть, и время тянулось медленно-медленно. Мне показалось, или Валерка действительно уснул, глаза его были закрыты, дышал он глубоко и спокойно.