Сергей Майдуков - Любовь вне закона

Ярость, вскипевшая в груди, была столь сильна, что Сочин пришел в себя. К нему вернулась способность не только изъясняться связно, но и перемещаться ровно, не качаясь, как во время шторма на корабле. Воспользовавшись этим, Сочин перебрался в кухню, включил горелку и несколько раз поднес к ней прокушенную руку. Боль была такая, что он несколько раз вскрикнул, и слезы брызнули из его глаз. Но теперь он был в состоянии рассуждать логически и делать выводы.

Напившись воды, он позвонил Распопову.

— Говори.

— Мне нечего сказать, — забубнил прокурор. — Галина вечно все преувеличивает. Я рассказал ей, что видел сегодня какого-то человека, похожего на Пампурина, а она из мухи слона раздула. Баба!

— Я тебе не баба! — послышался в трубке визгливый голос Распоповой. — Ты сам признался, что вы общались и…

Заглушая ее, прокурор сбивчиво и быстро забормотал что-то, но Сочин его остановил:

— Молчи и слушай, прокурор. Мне нужна эта девка. Отдай мне ее и живи спокойно. Иначе раздавлю тебя, как клопа вонючего. Ты меня понял? Не выеживайся. Ты никто и звать тебя никак. В порошок разотру.

Если бы в этот момент он увидел исказившееся лицо Распопова, то понял бы свою оплошность и поспешил бы сменить кнут на пряник. Но Сочин находился не в том состоянии, когда обращают внимание на мелочи, взвешивают слова и анализируют свое поведение. Несмотря на укусы и ожоги на руках, сонная одурь вновь накатила, усугубленная опьянением. Сочин плохо соображал и держался на ногах лишь благодаря перевозбуждению.

Распопов же был просто нетрезв и оскорблен в лучших чувствах. Мэр только что подтвердил сказанное женой. Его, прокурора области, называли ничтожеством и ни во что не ставили! Он не собирался мириться с этим. Чувство собственного достоинства было слишком сильно в Распопове, чтобы позволять унижать себя и помыкать собою.

— Ты угрозами не разбрасывайся, Павел Антонович, — отчеканил он хриплым спросонок голосом. — Выбирай слова и выражения. А то возьму и проверю твои связи с известным тебе криминальным авторитетом. Тогда поглядим, кто из нас клоп и кто перед кем прогибаться должен.

Произнося эту тираду, Распопов увидел, как перепуганная жена сделала большие глаза и схватилась рукой за горло. Ему это понравилось. Пусть знает, что он не тварь дрожащая, а че-ло-век! Сильный, независимый, уверенный в себе мужчина.

Правда, его смутило, что Сочин никак не отреагировал на угрозу. Просто взял и сбросил вызов. Как будто услышанное никак его не касалось.

Распопов посмотрел на часы. «Ладно, — решил он, — завтра утром перезвоню. С работы».

Он еще не знал, что перезвонить не сможет, потому что до работы не доедет, а будет находиться совсем в другом месте.

У Сочина не было ни времени, ни сил на уговоры заартачившегося прокурора. Он чувствовал, что вот-вот отключится, а этого он позволить себе не мог. Не сейчас, когда близилось столь желанное возмездие.

Хватаясь за стены и мебель, Сочин доплелся до ванной, рухнул на колени перед унитазом и сунул пальцы в глотку так глубоко, словно собирался достать ими до желудка. Нужно было срочно избавиться от гремучей смеси спиртного и снотворного.

Долгое время Сочин лишь хрипел и корчился, но постепенно дело пошло на лад. Проблевавшись до пенящегося желудочного сока, он стащил с себя всю одежду и забрался под душ. Холодная вода довела его до лихорадочной дрожи и зубовного скрежета, но это было не страшно. Теперь Сочин мог мыслить и говорить связно. То, что требовалось в первую очередь.

Он добрался до спальни, залез голышом под покрывало и одеяло и позвонил Каравану.

— Даю наводку, — сказал он, стараясь не стучать зубами. — Пампурины в городе. Один человек знает, где именно, но не говорит. Нужны меры воздействия.

— Кто? — коротко спросил Караван.

— Главный прокурор.

— Распопов, что ли?

— Он самый.

— Понял.

— Сумеешь его убедить? Он упрямый баран.

— Что?

— Упрямый баран, — повторил Сочин и ужаснулся тому что получилось.

Ум-бум-бам-бам.

Язык опять не слушался. Губы сделались резиновые. Сочин их не чувствовал. Он и себя не чувствовал. У него не было тела. Только голова, лежащая на подушке. Лицевые мышцы еще действовали, но еле-еле.

— Ты бухой? — прозвучало в трубке.

Сочин не стал возражать. Проще всего было просто коротко подтвердить:

— Хой.

— Ладно, — сказал Караван. — Тогда задам вопрос. Ты за базар отвечаешь?

— Да, — выдавил из себя Сочин.