Герман Кох - Уважаемый господин М.

Ни в «Годе освобождения», ни в «Расплате» ничто не оставлено на волю случая. Случайность делает писателя и его рассказ не заслуживающими доверия, в этом вы слишком хорошо отдаете себе отчет. Поэтому в ваших книгах тщательно сведены концы с концами. Дети могут найти дорогу в освобожденную часть Нидерландов, потому что старший из двух мальчиков когда-то, за много лет до этого, был там с родителями на каникулах. Немецкий офицер-перебежчик понимает нидерландский язык (чего не сознают те, кто его допрашивает), потому что до войны в Берлине у него был недолгий роман с голландской девушкой. «Не окажется ли эта голландская девушка той самой девушкой, которая прячется в укрытии близ Западной церкви?» – спрашивает себя тогда читатель. А если они дальше в рассказе и впрямь встречаются (при менее счастливых обстоятельствах), можно ли тогда назвать это совпадением?

В «Расплате» происходит нечто подобное. Учитель истории Ландзаат (в своей книге вы назвали его Тер Брехтом – слишком надуманная фамилия, на мой вкус) по дороге в Терхофстеде (Даммердорп в «Расплате») в машине слушает по радио прогноз погоды. Он знает, хотите вы намекнуть, что позже в тот же день пойдет снег, что надвигается сильный снегопад. Значит, он учитывает, что может застрять в Терхофстеде, заставляете вы читателя думать вместе с вами. И все-таки он едет. Здесь книга отклоняется от действительности. Действительность, как это часто бывает, гораздо проще. Пожалуй, господин Ландзаат надеялся, что Лаура встретит его иначе, но я не думаю, что он когда-нибудь интересовался прогнозами погоды.

Он уже стоял на улице, в свежем снегу. В ту минуту он, наверное, искренне хотел уехать. Даже сегодня, спустя столько лет, я в этом все еще твердо убежден.

Стало быть, представим себе, что снег не пошел или его выпало совсем мало, – тогда историк в самом деле уехал бы. Он провел бы остаток рождественских каникул у друзей в Париже. У вас не было бы никакого сюжета для книги – во всяком случае, для этой. За неимением лучшего вам, возможно, опять пришлось бы писать книгу о войне.

Вот и рынок в Х. Разок объезжаю весь город и наконец паркую машину у того самого крепостного вала, который накануне видел на открытке.

Мой план таков: иду в кафе что-нибудь выпить. Завязываю разговор с барменом или официантом. Через какое-то время невзначай произношу вашу фамилию. Да, писатель. У него же дача где-то здесь поблизости? Сразу после этого меняю тему. Где в Х. лучше всего поесть мидий? Если немножко повезет, я пойму, в какую примерно сторону надо ехать, чтобы найти белый дом с номером, который оканчивается на единицу.

Но все идет не так. Случай явно обосновался в Х. задолго до моего приезда. На террасах вокруг рыночной площади полно посетителей. Оглядывая столики в поисках свободного места, за одним из них я вижу ее. Она сдвинула противосолнечные очки на макушку. На столике перед ней полупустой бокал белого вина. Возле ее бокала стоит еще один. Бокал красного лимонада с соломинкой. Верхний конец соломинки скрывается в детском ротике.

Сам-то я могу только радоваться такому решению. Я благодарен случаю. Я могу пропустить все эти поиски, как, наверное, пропустил бы их в книге. А заодно и описания пейзажей и лиц. У книги, у выдуманного рассказа, наверняка есть читатели, которые будут кричать, что они считают все это случайным совпадением. Может быть, они даже бросят читать.

А вы – нет, думаю я. Вы не бросите. Делаю вид, что обвожу взглядом террасу. Как будто ищу свободный столик или хотя бы кресло. Напротив кресел, которые заняты вашей женой и дочкой, есть свободное. На нем стоят пакеты с покупками, но, если убрать эти пакеты, кто-нибудь сможет сесть.

– Извините, пожалуйста, – говорю я, – это место не занято?

Смотрю на нее. Я смотрю на ее лицо, как будто что-то припоминаю. Как будто вижу смутно знакомое лицо, но пока еще не знаю, откуда оно мне знакомо.

– Я… – говорю я. – Это… вы?

Она прищуривает глаза против солнца и смотрит на меня, подняв голову. Я делаю шаг в сторону, чтобы моя тень падала на ее лицо. Теперь, в свою очередь, она смотрит на меня так, словно не может сразу вспомнить, кто я.

– Но… – говорит она.

– Да, – говорю я. – Теперь я вижу. Вы… Я живу под вами. Я ваш сосед снизу.

– Да, – говорит она. – Сосед. Вы наш сосед.

– Да. Я… – указываю на рынок у меня за спиной, – я хотел кое-что купить. Я был тут неподалеку.

Теперь приходит время той части, которую я выучил заранее; все дело в том, чтобы она как можно естественнее отскакивала у меня от зубов.