Лариса Королева - Три судьбы

Захар, мужчина лет сорока пяти, среднего роста и плотного телосложения, встречая их с матерью на крыльце, почтительно поздоровался, в прихожей принял их одежду и пристроил на деревянную вешалку. Антонина сразу ушла в одну из комнат, а Сергея встречающий повёл осматривать дом, и первый ещё раз про себя отметил, какое у второго невзрачное и незапоминающееся лицо.

Дом показался Скворцову основательным и надёжным. В нём располагались две просторные спальни, зал с камином, кабинет с книжными полками, кухня с широченной печью и ванная комната. Боковая дверь вела в небольшую пристройку, в которой находились ещё одна спальня, санузел и кладовая с глубоким подвалом, широкие полки которого снизу доверху были уставлены коробками, банками и бутылками, словно хозяева собирались пережить здесь долгую блокаду. В этой части дома, имеющей выход во внутренний двор, жил Захар. Территория приусадебного участка оказалась огромной, равномерно усаженной вдоль всего забора невысокими хвойными деревьями. За домом разбит небольшой фруктовый сад.

Волошин сидел в зале в кресле-качалке у камина. Вязаный пуловер казался на нём огромным, что ещё больше подчеркивало, насколько хозяин дома за последние годы исхудал. Сергей пожал его усохшую слабую руку и присел в кресло напротив. Антонина вышла из комнаты со словами:

— Пойду чайку соображу.

— Привет, сын, — просто сказал Волошин, словно они виделись только вчера и спросил: — Как тебе мои хоромы?

— Всё очень хорошо обустроено, — признал Сергей. — Я полагал, что срубы отошли в прошлое, но здесь прекрасно сочетаются традиционность и современность.

— Только я уже слишком древний, — усмехнулся Волошин. — Уходить пора. И не вздумай говорить, что поживу ещё. Сам видишь, как выгляжу. А что чувствую, лучше тебе не знать. Дом этот твой. Он на Захара оформлен, чтобы никаких моих следов, но завещание им на тебя написано. Это последнее, что я тебе оставляю. Ну, и долларов ещё немного в сейфе.

— Деньги у меня есть.

— Деньги лишними не бывают. И Захар тебе всегда в помощь. Я расскажу тебе его историю. Сам он никогда не расскажет, а ты должен знать, что он за человек. В общем, дело было летним вечером в небольшом городке на берегу реки. Парню только восемнадцать лет исполнилось, осенью в армию собирался. Около полуночи провожал девушку после домой после танцев. По дороге их обогнали старые Жигули, оттуда выскочили трое парней в балаклавах, скрутили Захару его же ремнём руки за деревом. Девушку на его глазах изнасиловали. А уезжая, один из пьяных поддонков сказал двум другим: «Хорошая сегодня получилось дискотека, завтра опять пойдём». Они одного не учли — Захар номер машины запомнил. Как они отъехали, он стал просить девчонку развязать его, а та посмотрела на него обезумевшими глазами и с разбега в реку кинулась. И он стоял и смотрел, как она тонула. Только на рассвете какой-то ранний прохожий развязал его, замёрзшего, озверевшего. Захар кинулся домой, выкрал у деда-ветерана наградной пистолет и до вечера прятался, потом залёг в кустах, и когда эта троица на машине подъехала, успел застрелить двоих, третий ринулся бежать, а Захара охранники скрутили. Дали ему двенадцать лет. Как только его перевели на зону, узнал, что мать от инсульта умерла. Стал на сокамерников кидаться, на заточку нарывался, смерти искал. У меня тогда хватило авторитета урегулировать конфликт и поговорить с парнем так, чтобы жить захотел. Цель я ему тогда поставил — третьего обидчика порешить. А то, дескать, Захар умрёт, а тот будет по свету ходить. И вот он через двенадцать лет вышел… Но к тому времени третьего насильника уже и без него прикончили, в пьяной драке зарезали… Такая вот история. А мы с Захаром уж четверть века как по жизни рядом идём. Так что знаешь теперь, что он за человек, и можешь на него положиться.

Говорил Волошин бодрым голосом, глаза у него горели, и совсем не было похоже, что он смертельно болен. Но вдруг он весь как-то сжался, будто из него выпустили воздух, лицо перекосила гримаса боли, и голос стал хриплым:

— А теперь давай прощаться. Устал я. Мать береги. У меня баб по жизни много было, а любимая женщина только одна. Я сначала ругал Тоню, что она тебе рассказала, что мой ты сын. А сейчас чего уж. Хорошо, что знаешь. Приезжай в этот дом. Пусть здесь будет твоё убежище, когда одиночества захочется и отдохновения.

Думал ли Сергей тогда, и в те разы, когда приезжал сюда позже, как оно ему пригодится!

Под Новый девяносто восьмой год Антонина будничным голосом сообщила сыну: